«Жажда» - защитникам Отечества. Интервью с режиссёром
- 20 февраля 2014 09:55
- Максим Марков
«Жажда»
Россия, реж. Дмитрий Тюрин, в ролях: Михаил Грубов, Роман Курцын, Сергей Лавыгин, Алексей Гуськов, Анна Банщикова, Галина Бокашевская, Елена Морозова, Светлана Смирнова-Марцинкевич.
У режиссёра Дмитрия Тюрина сегодня большой день. Сегодня в прокат выходит его фильм «Жажда», экранизация повести Андрея Геласимова о друзьях, прошедших Чеченскую войну и уже в мирное время разыскивающих своего пропавшего боевого товарища. Безо всяких преувеличений – это один из лучших российских фильмов последнего времени, отмеченный призами на нескольких фестивалях. Он не такой, правда, «громкий», как более чем удачно «выстрелившие» блокбастеры прошлого года, но очень правильный, точный и тонкий. Посмотрев картину ещё на «Кинотавре», Киноридус сразу сравнил её с «Белорусским вокзалом» - и сравнение оправданное: оба этих фильма - не о войне, но и о войне тоже. То есть, о войне – но другими словами. Вот как жить после того, как тебя последним вытащили из горящего бэтээра – и у тебя половины лица нет, жуткий ожог, на который не взглянешь без содрогания?.. Но ты же жив – а раз так, то живи, двигайся дальше!.. Очень важный фильм, очень актуальный. Совсем не просто так выходящий аккурат к 23-му февраля.
Тут надо отметить, что если «киношному» зрителю имя Дмитрия Тюрина пока незнакомо, то для ТВ он давно уже свой человек, за плечами которого, например, успешный сериал «Ласточкино гнездо», душевно принятый женской половиной страны. А за мелодраму «У Бога свои планы» он в своё время получил на фестивале «Киношок» первый приз в телевизионном конкурсе. Поэтому мы поговорили с режиссёром не только о «Жажде», но и о его телевизионном опыте, обсудив не только трудности работы со сложным пластическим гримом, но и перспективы развития сериального дела в России.
- Я читал «Жажду» лет семь назад, но было трудно представить, что из этой замечательной повести может получиться фильм: вещь для адаптации непростая. Как вы и ваши продюсеры решились всё-таки перенести её на экран?
- Это счастье, что сценарий писал сам Андрей Геласимов - потому что кроме него никто бы не смог в этом разобраться. Серьёзно. Там в повести очень сложная структура, это течение мысли, оно настолько неуловимо… Я прочёл повесть году примерно в 2004-м - кто-то мне посоветовал, я и прочитал. Мне очень понравилось, но у меня даже мысли не было об экранизации, потому что я не понимал, как это можно вообще структурировать. И прекрасно, что эта мысль пришла Елене Ганевской - и она этот проект предложила Юрию Сапронову, убедила его. И уже совместно они договорились с Андреем, он написал сценарий. И даже у него не сразу получилось: я видел несколько предыдущих вариантов, они, честно, были не очень совершенны. А вот в последнем варианте сценария я практически ничего и не менял. Ну, одну сцену, может быть, добавил, две в монтаже убрал, ну и внутри сцен, может, что-то поменял по мизансцене. Но в принципе там текст геласимовский.
- Но само решение снимать этот фильм – довольно отчаянное. Ещё и потому, что тема-то по-прежнему острая. Не было ли у вас опасения - браться за фильм, затрагивающий вопросы последствий чеченской войны?
- Было, было опасение. Но я думал не о политической подоплёке, а скорее больше об актуальности. С другой стороны, американцы как-то не стесняются снимать ни про Вьетнам, ни про Ирак. Почему нам нельзя?.. Но да, у нас… Это Россия, здесь всё по-другому. Даже я сам перед показом посмотрел на аннотацию и задумался: а если бы я был на фестивале, например, с другим фильмом - я бы пошёл смотреть это кино? Видишь слово «Чечня» и думаешь: «О, Господи, ну это я уже видел сто раз, чего мне опять?..» Но приступая к съёмкам, я понимал, что повесть-то не про это и сценарий не про это. И когда мы работали над фильмом, я всегда говорил и ребятам, и группе: «Главное – этот персонаж, дружба этих парней. А война – это некое предлагаемое обстоятельство, необходимое, но необязательное».
- По сути ведь это новый «Белорусский вокзал» - когда нет войны, а есть встреча однополчан через сколько-то лет. У вас просто дистанция сужена – не четверть века, а несколько лет. Когда вы работали, у вас было в голове такое сравнение?
- Нет, вообще не было, вообще не сравнивал. Наверное, и слава богу. А то получилось бы – либо мотнуло в другую сторону совсем, либо, скорее всего, в сторону совершенного отказа от каких-то вещей. Но сейчас я вижу, конечно, что есть моменты, схожие чем-то по атмосфере. Но цели такой – как-то сравняться с тем фильмом - не было.
- Но будем надеяться, что ваша картина это сравнение выдержит и с годами только окрепнет – особенно в глазах тех, кто прошёл эту войну. Вашим актёрам тоже около тридцати лет (кому чуть больше, кому чуть меньше), они ведь ровесники тех, кто там побывал, они сами могли оттуда вернуться. Как вы работали с ними?
- Во-первых, мы собирались все вместе с Андреем Геласимовым, потому что я считал необходимым, чтобы именно автор рассказал про своих героев - что-то, чего нет в сценарии. Потому что это его герои, его персонажи. И мне хотелось, чтобы ребята услышали наставления сначала из его уст - от меня они ещё успеют. А дальше с каждым отдельно была работа.
Мишу Грубова, который играет главную роль, Костю, я попросил: «Надо найти какой-то прототип, надо пообщаться с людьми». Но даже не с чеченскими ветеранами - потому что, повторюсь, я в процессе не придавал такого большого значения именно войне. Меня волновало состояние человека, полностью изолированного от мира, его ощущения. И нужно было такого человека найти, с ним пообщаться, понаблюдать, чтобы лучше понять, каково это, залезть в его шкуру. И Мишка сказал, что у него в соседнем дворе живёт такой парень, который в тринадцать лет сгорел в лифте. Какие-то идиоты подожгли лифт - и он сильно обгорел. И вот он уже лет двенадцать так живёт. Было много пластических операций, но они большого результата не принесли - лица всё равно не вернуть. И Миша пошёл с ним поговорить. Это тоже был психологически сложный шаг, они давно не общались… Но он пришёл к нему домой, честно рассказал: так и так, я сейчас буду сниматься в кино, мне нужно… И они поговорили, посидели, пива выпили. Мишка его поснимал, потом мне показывал, только мне, как и что – и какие-то вещи мы из этого общения взяли.
Например, вот в машине с зажигалкой – это как раз из наблюдения Мишки, он мне рассказал, и я решил это использовать. Такая деталь как бы незначительная, но мне показалось, что она жизненная, такая подробность. Когда случайно зажигается большой огонь – и он шарахается, потому что это фобия, которая на всю жизнь уже, с этим ничего не сделать... Потом мы Мишку в пластическом гриме пускали по улицам ходить, чтобы он почувствовал на себе реакцию людей, окружающего мира. Чтобы почувствовал, каково это - видеть мир из-под козырька бейсболки… Такая вот подготовка в морально-психологическом плане.
Ромке Курцыну, который Гену играет, было попроще. Он пообщался уже с ребятами, которые служили, были там, и принёс свой какой-то багаж, свои заготовки, наблюдения. Которые мы разобрали и какие-то вещи тоже использовали.
- Я оценил вашу задумку в течение первого получаса не показывать лицо героя, давать его только затылком. Вы очень тонко решили этот вопрос – когда и как повернуть Костю к камере обожжённым лицом, чтобы это произвело на зрителей максимальное впечатление.
- Это было изначальной задумкой, и в сценарии у Андрея она присутствовала. Но у него это раскрывалось попозже, я всё-таки решил раскрыть героя раньше. А до этого прятать его не только капюшоном, но ещё и через его взгляд – чтобы ближе его понять и почувствовать эту его «ракушку». И тут, конечно, всё было просчитано. Для меня была ключевая точка – сцена в машине, с очками, где мы показали его в полном гриме. Там у Мишки было выбрито полголовы, всё наклеено… Это такой сильный эмоциональный момент и для зрителей, и для героя. Когда вот то, что в нём наболело, выплёскивается – и только после этого возможно какое-то движение вперёд, дальше, и какое-то очищение. Та спираль движения наверх – там она начинает уже раскручиваться.
- А вот интересно: когда вы снимали героя со спины, сам актёр в это время был в гриме? Или вы всё же были не настолько дотошны?
- Я бы хотел, конечно, чтобы он всегда был в гриме, потому что это дало бы мне дополнительную свободу. Но всё упирается в деньги. Пластический грим – недешевое удовольствие, там каждая часть стоит уйму денег. Поэтому продюсеры попросили меня каким-то образом сэкономить там, где грим не нужен, не использовать его в сценах, где мы видим только затылок или только часть лица. Мне пришлось весь сценарий ещё раз перелопатить, чтобы в каждой сцене понять, где, с какой стороны мы видим героя, на каком расстоянии от камеры. И у нас было три варианта грима. Значит, полный грим - когда всё целиком делается. Он делается три с лишним часа, очень дорогой, уж не помню стоимость, но дорого. Потом был лайт-грим, так его называли, облегчённый вариант, который делается на обе стороны лица, но он из других материалов - и его можно снимать на общих планах, чтобы он только мелькнул. И была так называемая левая сторона - чтобы не делать грим целиком там, где мы видим героя исключительно с левой стороны, где у него нормальное лицо, менее обожжённое.
То есть, мной ещё на предварительном этапе была проведена колоссальная работы - и отчасти она дала свой результат. Какую-то сумму мы сэкономили, смогли использовать в других вещах, в операторской технике и так далее. Но где-то это не сработало, потому что география пространства на площадке подсказывала другие ракурсы. И вообще, это очень, конечно, тебя сжимает, когда ты не можешь героя так повернуть или этак. Приходится что-то придумывать, а это порой тяжело.
- Мне кажется, вы очень удачно выбрали Алексея Гуськова на роль отца…
- Мы пробовали разных артистов, потому что не я один принимаю решение. При этом поскольку «Жажда» - не телевизионный продукт, у нас не было задачи, чтобы там были обязательно медийные лица. Поэтому меня это не очень волновало. Но я прямо с первых проб увидел, что вот это - тот отец, который должен быть. И всё другое - всё мимо было. Я очень его отстаивал. И отстоял. И я думаю, что не зря. Неправильно, наверное, сказать, что по типажу, по психофизике – но он, короче говоря, на своём месте. И уже потом, когда мы общались, Алексей мне сказал, что давно знаком с Андреем и даже однажды хотел сделать постановку в театре по его повести. Я совершенно ничего об этом не знал.
- Официально вы «Жаждой» в кино дебютируете – притом, что у вас немало уже телевизионных работ. Сам я их не видел, но хорошо помню реакцию женской половины страны на сериал «Ласточкино гнездо» - его смотрели, на нём рыдали, довольно бурно обсуждая потом каждую серию. Что для вас этот телевизионный опыт? И как вам дался переход на большой экран?
- У каждого режиссёра свой путь. Кому-то везёт - и он сразу получает полный метр, а после этого уже снимает сериалы. Конечно же, я после окончания института хотел сразу снимать кино, не без этого. Я пытался что-то там писать, какие-то были идеи, но так сложилось, что... И я понял, что лучше заниматься профессией, нежели несколько лет мечтать и ждать момента, когда тебе, наконец, представится возможность снять полный метр. Мне казалось, что пусть это будут сериалы, телевизионная продукция, но ты всё равно будешь в профессии.
Конечно, разница колоссальная между телевизионной продукцией и большим кино. Телеопыт отчасти где-то помогает - в том смысле, что ты уже знаешь площадку, знаешь технологию производства. Большое кино, во всяком случае, дебютное, снимается сейчас за очень небольшие деньги, в очень сжатые сроки. Если бы у меня не было вот того понимания производства и технологий, которое возникло в результате телевизионной работы, наверное, мне бы было сложнее. С другой стороны, конечно, это накладывает отпечаток, и мне со сложившимся уже телевизионным инструментарием было сложно с этим в себе бороться. Иногда я даже перестраховывался и снимал более общие планы - мне казалось, что должно быть не как в телевизоре, а чтобы было всё пошире. Потом и с монтажом мне было где-то сложно... То есть, перелом был, это так просто не даётся. Но мне нравится работать в разных жанрах, в разных форматах. Я в телевизионном формате тоже старался что-то искать. На Западе этого не стесняются совершенно - и сериалы там большие мастера снимают: Гас Ван Сент, Мартин Скорсезе, там просто бум телепродукции.
А «Ласточкино гнездо» - это мой первый московский проект, до этого я работал в Петербурге. И тут мне посчастливилось поработать с ребятами, с кинокомпанией «Про-Синема», которые просто одержимы идеей снимать в России качественные телевизионные сериалы. Я в первый раз увидел такое. Потому что в Питере, как правило, много таких людей, которые относятся к сериалу как к некоему временному заработку. Как бы мы большие художники, а это – ну, так. Я так никогда не думал, но не видел кардинально другого отношения. В этом смысле мне повезло, и мы старались «Ласточкино гнездо» хорошо сделать. Он для зрителя, да, понятно, формат канала «Россия», но там есть очень хорошие актёрские работы. Там Стоянов прекрасный - и зритель это видит. Таня Арнтгольц прекрасная, большая умничка, работяга. Можно по-разному к ней относиться, но то, что она талантливая актриса и востребованная – это факт. И я хочу сказать, что поскольку среди такого количества телевизионных сериалов как-то вы его всё-таки запомнили - значит, что-то там было.
- Судя по реакции зрителей – да, было. Теперь, видимо, придётся его искать и самому смотреть…
- Ну, не думаю, что так это прямо обязательно... ))
- Вот вы упомянули про западные сериалы, которые сейчас и правда задают стандарты качества. Но у нас ещё не до конца переломилось это ощущение от российских сериалов - что это нечто, недостойное внимания «продвинутого» зрителя. Мол, серьёзный режиссёр за такое не возьмётся – хотя мы уже и имеем несколько даже выдающихся примеров того, что это далеко не так. Каковы, по вашему мнению, перспективы развития нашего телевизионного кино?
- Я думаю, что это во многом зависит от политики телеканалов. Потому что режиссёры есть - и есть желание делать в сериалах именно что-то новое, а не то, что сейчас выходит на телеканалах. Но для этого нужна какая-то смелость, как мне представляется, именно телевизионных продюсеров. Потому что велик страх, велик риск потерять зрителя, не получить цифры, получить низкие рейтинги, столкнуться со зрительским провалом. Якобы русский зритель не готов к каким-то новшествам, это не американский зритель - вот я слышу такую аргументацию. Хотя посмотрите на торрентах: все эти «Во все тяжкие», «Босс», «Отчаянные домохозяйки» и так далее, и так далее - скачаны там сотни тысяч раз! Русский зритель смотрит американские сериалы, почему же мы не можем делать нечто подобное? То есть, мы можем, но нам не очень позволительно делать что-то такое в духе их сериалов. Почему-то телеканалы опасаются, что русский зритель этого не поймёт и отвернётся.
- Чего от вас ещё ждать в обозримом будущем?
- Восемь серий на Первом канале по роману Андрея Геласимова «Год обмана». Название «Год обмана» мне очень нравится, я хотел бы, чтобы его оставили, но на студии придумали другое – «Обмани, если любишь». Геласимов сам по заявке канала переписал свой роман на восемь серий. Причём там очень много придумано нового. Те персонажи, что были в книге, трансформированы в других. Если в повести действие происходило в середине 90-х и среди персонажей были бандиты, которые держат рынок, то в новой интерпретации они представлены как коллекторы, как люди, которые занимаются выбиванием долгов. И они уже не в каких-то кожаных плащах до пят, а в костюмчиках такие товарищи… Там много комедийных моментов, что меня очень привлекает, много музыки и, как ни странно, хореографии. У меня вообще была мысль: я прочитал сценарий и предложил продюсерам сделать из этого … мюзикл. Восьмисерийный мюзикл. Но опять же, к предыдущему вопросу – опять же стали опасаться, как воспримет это зритель, не отвернётся ли, насколько это будет ему интересно - восемь серий мюзикла… Если бы ещё две серии - это куда ни шло, а восемь - уже перебор. Но тем не менее я надеюсь, что у нас много останется в конечном монтаже танцев, у нас работает хореограф, который «Танцы со звёздами» ставил, тоже для Первого канала. Мне очень интересно, я пытался сделать здесь какие-то новые вещи - опять же, приближаясь к американскому формату телесериалов. Но вот насколько это будет приемлемо для канала – скоро узнаем.
- Возвращаясь к «Жажде» - какую вы сами видите зрительскую судьбу своей картины?
- Я старался делать этот фильм всё-таки и для массового зрителя тоже. Картина, конечно, специфичная, там есть детали, метафоры, которые могут заинтересовать и критиков, и людей, причастных к профессии. Но там нет каких-то заумных, специальных артхаусных вещей. И общечеловеческая история, мне кажется, будет понятна и непрофессионалам. Я очень на это надеюсь.
- Спасибо вам за эту картину. Вне всякого сомнения, она – большой подарок российскому кинематографу.
- Телеграм
- Дзен
- Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.
Войти через социальные сети: