Александр Ширвиндт – о себе, о жене, о театре. А также о кино, о еде и о политике. О том, как исключить ощущение полной необратимости негативных явлений нашей сегодняшней жизни и ежедневно бороться с давящей злобой скуки и безысходности. Обо всём понемногу и среди прочего – о вечном.  

Актер Александр Ширвиндт во время презентации своей книги мемуаров "Проходные дворы биографии". © Алексей Филиппов/РИА Новости

В своей новой книге «Проходные дворы биографии» Александр Ширвиндт вспоминает, как вместо уроков по два раза кряду смотрел фильм «Танкер «Дербент», а будучи уже студентом, разгружал товарняки на Рижском вокзале. Как готов был отменить срочный вылет в поисках любимой трубки. Как однажды во время спектакля вырубился свет во всем микрорайоне – и они с Михаилом Державиным сорок минут при свечах развлекали публику миниатюрами. Как в другой раз самолёт задержался на несколько часов, и гастролёры прилетели в Днепропетровск в одиннадцатом часу: «Полный зал. Зрители отказались уходить». Всё это автор называет «чехардой воспоминаний»: не придерживаясь хронологии и повествовательной стройности, он просто собирает одну историю за другой. Мысль за мыслью – набирается том. Читать легко, ощущать себя чуть ли не соседом столь чудесного собеседника – приятно. И хоть Ширвиндт и шутит, что сам ничего не помнит, а пересказывает всё со слов любимой супруги (которая как раз помнит всё), выдаёт его фирменная интонация – от которой так и тянет улыбнуться не потому что обязательно смешно, а потому что чувствуется: автор – человек предельно ироничный, за словом в карман никогда не полезет.

Театральная сцена возникает в этой книге постоянно. И в написанной в 1957-м году строчке «Трудно! Мне очень трудно входить в такой страшный коллектив, как театр, со своими группировками, симпатиями и антипатиями, подлецами и дураками». И в копии полученного им летом 1959-го приглашения от обитателей гримерной №12 Театра имени Ленинского комсомола – Леонида Маркова, Льва Лосева, Всеволода Ларионова. Зазывая его к себе, они прислали ему по всем правилам оформленное объявление о конкурсе «на замещение вакантного места столика №4». Условия конкурса были не с потолка выписаны: «1. Три неизвестных похабных анекдота. 2. Коллоквиум – честные ответы на интимные вопросы, ряд примеров супружеского непостоянства. 3. Предоставление справки о православном вероисповедании. 4. Банкет (за счет конкурсируемого)».

Объявление о конкурсе на замещение вакантного места столика №4. © А.Ширвиндт «Проходные дворы биографии».

Говоря о своём руководстве Театром сатиры, Ширвиндт отмечает, что это скорее случайность: «Карьера – это мера тщеславия, а у меня тщеславие дозировано необходимостью не выпасть из обоймы достойных людей». Он признаёт (и даже не понять, с сожалением или же без), что «всю жизнь Театр сатиры – крепкий «второй эшелон». И эту тенденцию никак побороть нельзя». Печалится, принимая как непреодолимый факт то, что «репертуар на месяц составить невозможно» - все актеры играют сейчас то в кино, то в сериалах. И готов даже со всеми всё постоянно согласовывать, решительно не признавая разве что предательства: Валерия Гаркалина он выгнал из театра за то, что тот притворился больным и вынудил руководство отменить спектакль, вернув деньги за билеты – а сам в это время бессовестно отыграл премьеру в антрепризе. В прочие дела служебные автор не вдаётся, но умудряется сказать обо всём сразу даже в коротком абзаце: «В моем кабинете появился телевизор. Дирекция повесила. Дело в том, что мы живем при капитализме, а законами пользуемся советскими, точнее, совковыми. Если бы мы не купили телевизор, деньги с театра все равно списали бы. Их нельзя потратить, скажем, на пошив костюмов для нового спектакля или доплату артистам. Даже на ремонт унитазов. Не положено: другая статья расходов. И на счете оставлять деньги глупо, иначе в следующем году бюджет сократят, меньше дадут. Вот и тратим».

Грамота от Магнитогорского металлургического комбината имени В.И. Ленина. © А.Ширвиндт «Проходные дворы биографии».

Причем «совковые времена» вызывают у Ширвиндта как усмешку, так и в определённой степени ностальгию: «Раньше было сито из проверок, поэтому, когда хотели что-то сказать, говорили эзоповым языком. Из-за этого театр поневоле становился сложнее, изобретательнее. И все стремились увидеть спектакль, пока его не закрыли. Сейчас же полная безнадзорность – что хочешь играй, что хочешь закрывай. И неизвестно, что лучше». Не без иронии перебирает народный артист театральный архив: переписка с авторами, отчёты о гастролях, акты приёма спектакля с пожеланиями типа: «Построить решение финальной сцены так, чтобы исключить ощущение полной необратимости негативных явлений нашей сегодняшней жизни». Вот он натыкается на приглашение от тринадцатитысячного коллектива Первого государственного подшипникового завода принять участие в вечере в честь 8 марта: «В благодарность за посещение женщины ответят ударным трудом на производстве». Вот находит билет участника первенства СССР по футболу, дающий право бесплатного посещения всесоюзных и международных соревнований: «Это приравнивается к награде. Моя гордость». В качестве иллюстраций – многочисленные грамоты и похвальные листы ушедшей эпохи, разглядывать которые – особое удовольствие.

Почетная грамота ЦК ВЛКСМ. © А.Ширвиндт «Проходные дворы биографии».

Байками о съемках в кино Александр Анатольевич, к сожалению, не балует, вспоминая, да и то мельком, лишь редкие свои картины. Среди них – первые опыты: «Она вас любит», куда его в качестве «замены» привёл Михаил Козаков, отказавшийся сниматься по уважительной причине, и «Атаман Кодр», на съёмках которого он «галопом пёрся 12 километров за выпивкой в ближайшее молдавское село и обратно». Алексей Герман брил его наголо, пробуя на главную роль в «Хрусталев, машину!» - но «все равно возникало подозрение, что пятнадцати лет я не просидел». А в продолжении «Иронии судьбы» уж больно уговаривали сняться: «Только Лия Ахеджакова отказалась. Поскольку она не захотела сниматься, её героиня по сюжету эмигрировала в Израиль. В Израиль могли бы эмигрировать все, но нас уломали…». Одна же из коронных ролей Ширвиндта неожиданно обрела здесь несвойственную ей на самом деле жанровую направленность: «Как-то подошел к ларьку с DVD-дисками, спрашиваю: «Ну что, порнуха есть?» «Есть, конечно», - говорит продавец. Я удивился и решил уточнить: «Какая?» Он полез доставать диск: «Да «Бабник».

Трижды (если рецензент не сбился со счёта) Ширвиндт заводит разговор о политике, выражаясь кратко, но ёмко: «Шекспир был абсолютно прав: мир – театр! Вот, например, смотрю заседание Думы и вижу депутатов, которые годами сидят в этом зале и рта не открывают. Зачем они нужны? Почему они там сидят? И тут я понимаю, что это массовка. Без массовки театр невозможен». Вторая цитата: «В старости нельзя рыпаться никуда – худеть, толстеть, бросать пить, начинать пить. Самое страшное – когда прут против конституции. Это касается и физиологических проблем, и общегосударственных». И ещё одна: «Театр сатиры не по репертуару, а по местоположению находится на острие политической борьбы, потому что стоит на Триумфальной площади, где, как известно, 31 числа каждого месяца происходят бурные митинги. Когда фоном митингующих пестрят афиши наших спектаклей «Дороги, которые нас выбирают» или «Вечерний выезд общества слепых» Виктора Шендеровича, мы поневоле становимся участниками самых острых баталий».

Почетная грамота за участие в военно-патриотическом воспитании пограничников. © А.Ширвиндт «Проходные дворы биографии».

О бытовом тут пишется редко. «Вкусно поесть для меня – это пюре, шпроты, гречневая каша со сметаной», - сообщает Ширвиндт, тут же в скобках уточняя для несведущих: «С молоком едят холодную гречневую кашу, а горячую – со сметаной». Он так и не привык в свои годы к компьютеру, любит флибустьерские романа, а как-то раз даже прикупил землю в Германии - с гастролей привёз жене розу в горшке. «Я красивый старик, боящийся стать беспомощным», - предельно честно пишет о себе актёр, столь же искренне делясь с читателем самым заветным: «Моя мечта – это тихая заводь, хороший клёв на карася. На той стороне заводи купаются голые супермодели, а слева от меня стоит телевизор и там показывают женский биатлон. Вот примерно такой расклад, пожалуй, меня весьма взбодрил бы».

Однако мечты мечтами, а на деле Александр Ширвиндт однолюб – «то есть мужчина, испортивший жизнь только одной женщине». А именно - Наталье Белоусовой, с которой познакомился (страшно сказать) летом 1951-го года. «С Татой мы стали встречаться, - пишет он, - будучи старшеклассниками. Накануне того дня, когда объявили о смерти Сталина, мы с ней долго гуляли, и наутро она опоздала в школу. Пришла радостная, а все плакали. Все подумали, что она радуется смерти Сталина, а она про это даже не знала». Но сама супруга на страницах книги признаётся, что так до сих пор и не уверена в чистоте своего чувства: «Однажды я спросила у мамы, как распознать, настоящая любовь или нет? И мама ответила: «Если ты увидишь его в кальсонах и не разлюбишь после этого, значит, любовь настоящая». До сих пор не знаю, люблю ли я своего мужа, - кальсон у него не оказалось».

Александр Анатольевич на отдыхе, рисунок 1959 года. © А.Ширвиндт «Проходные дворы биографии».

Наталья Николаевна, кстати, архитектор - проектировала дома отдыха и санатории в Гаграх и Сочи, сделала проект типового трехзального кинотеатра, который в своё время разошёлся по всей стране, в Омске стоит её музыкальный театр. Судя по всему, женщина она решительная – ведь иначе и нельзя было, наверное, разрешить публикацию глубоко личной переписки 1953-1964 годов. Но публикация эта разрешена и составила приложение к общим воспоминаниям – в качестве наглядного свидетельства того, как «выглядели восемнадцатилетние интеллигентные подростки в середине прошлого века», во времена, когда на Маяковской площади только-только поставили памятник Маяковскому и где-то далеко умер Хемингуэй, «последний великий писатель, наш с тобой современник». И пусть чужие письма читать, говорят, неприлично, этими – зачитаешься. Особенно потому, что молодой Ширвиндт предстаёт в них неисправимым романтиком, каковым, надо думать, остаётся и по нынешнюю пору.

Вот, к примеру, письмо 1957-го года, в котором автор упрекает себя за то, что давно уже не бывал в консерватории: «Музыка, живопись, классическая поэзия – вот, пожалуй, и все, что еще в силах как-то уравновесить безысходную, становящуюся с каждым днём всё томительнее и пустее нашу жизнь. (…) Как редко думаешь об этом в хаосе дрязг и мелочей, возносимых в явления, и тем очевиднее глупость повседневной суеты, внезапно столкнувшаяся с величием подлинного, единственно вечного и гениального. (…) Мы с моим любимым чутким Кисом еще решим, и решим навсегда, твердо, умно и красиво, очень красиво, как мы будем бороться с давящей людей злобой скуки и безысходности, создав свой, пускай узкий мир (а не мирок) интересов, любви, целей, мыслей и желаний. Желаний настоящих, сильных. Страстей красивых, любви большой и вечной». И позже он же восклицает: «Да, мы с тобой любовники! Любовники – в лучшем смысле этого слова. И дай нам бог, чтобы мы были ими как можно дольше, чтобы нам всегда хотелось быть вместе, ругаться, спорить, расходиться по углам, расставаться навеки и приходить на всю жизнь – в общем, чтобы нам хотелось! Мучилось, сомневалось и любилось трепетно и умно».

Вот что тут прибавить?..

Наталья Николаевна на отдыхе, «комикс» 1957 года. © А.Ширвиндт «Проходные дворы биографии».

А ещё из этих писем выясняется, кстати сказать, что молодая жена хотела, чтобы муж узаконил свой сценический псевдоним, под которым он некогда дебютировал в Театре эстрады, - Александр Ветров. Ширвиндт этому хотению не внял – и навсегда вошёл в историю именно как Ширвиндт, Александр Анатольевич, замечательный артист и восхитительный рассказчик.

См. также:

«Александр Ширвиндт: «Сатира предполагает злость, я, к сожалению, добренький»

Водительское удостоверение А.Ширвиндта, 1956 год. © А.Ширвиндт «Проходные дворы биографии».

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.