Сегодня исполнилось пять лет со дня убийства Олеся Бузины.

Сейчас, с большой долей уверенности можно заявлять, что оно было подготовлено при непосредственном участии сотрудников СБУ и санкционировано тогдашним руководством этой структуры. Этому есть масса прямых и косвенных подтверждений.

Несмотря на то, что украинская полиция довольно быстро раскрыла это жестокое преступление, преступники не только не понесли наказание, но и сделали своеобразную карьеру.

Непосредственными исполнителями являются боевики курируемой СБУ нацистской группировки С-14 Денис Полищук и Андрей Медведько. Организатором убийства — печально известный лидер этой группировки Евгений Карась. Он же координировал действия убийц с осуществлявшими прикрытие операции сотрудниками СБУ.

В настоящее время Андрей Медведько входит в состав Совета общественного контроля Национального антикоррупционного бюро (НАБУ), где представляет «Союз ветеранов войны с Россией». Второй убийца, Денис Полищук, устроился на работу в Министерство по делам ветеранов, где возглавил рабочую группу министерства по вопросам мониторинга соблюдения прав и свобод осужденных.

Ниже моя статья об Олесе, написанная для сборника «Олесь Бузина: пророк и мученик».

«Родину с собой не увезешь…»

Наше знакомство с Олесем было неслучайным. Познакомиться с ним я хотел еще с тех пор, как прочитал его «Тайную историю Украины-Руси», которая мне очень понравилась, поскольку мой взгляд на украинскую историю абсолютно совпадал с взглядами автора.

Кроме того, работая многие годы на Украине, я часто читал его статьи, и все они, за редким исключением, были созвучны моим мыслям.

В 2012 году я переехал из Варшавы в Киев, и через наших общих знакомых передал Олесю предложение встретиться. Оказалось, что это было наше обоюдное желание — Бузина откликнулся буквально на следующий день.

Помню, как мы довольно большой компанией встретились в центре города, где-то в районе улицы Владимирской. Перед встречей мы с друзьями специально поехали на киевский книжный рынок Петровку и купили там его книжки, чтобы взять их на эту встречу. И хотя Олесь уже привык к своей популярности, чувствовалось, что ему очень приятно такое внимание с нашей стороны.

Сидя в кафе, мы долго общались на разные темы, но в результате вырулили на тему белогвардейскую, о которой Бузина мог говорить часами. Он вспоминал 2004 год, и то, как он ощущал себя белогвардейцем в окружении то ли красных, то ли петлюровцев.

Рассказывал он смешно и увлеченно, — у него было прекрасное чувство юмора. Не все, правда, этот юмор, воспринимали — Олесь любил иронизировать и троллить. А потом я снимал квартиру на Малоподвальной, и он приходил ко мне в гости.

Мы часами говорили на разные темы, в том числе и о бандеровщине, которая стала поднимать голову на Украине. Олесь был уверен, что эта «публика» нас в покое не оставит, с Украины живьем не слезет, и этот вопрос надо решать радикально. Тогда мне казалось, что Бузина — человек слишком резких суждений, но сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что он был абсолютно прав во многих вопросах. Когда начался майдан, мы с ним встречались недалеко от его дома на Шулявке.

Однажды я позвонил ему вечером, подъехал к его дому, оставил машину, и мы пошли прогуляться в сторону рынка. Это было в канун нового, 2014 года, и мы уже понимали, куда все движется. Олесь показался мне тогда каким-то потерянным. Он и одеваться стал так, чтобы его меньше узнавали — известность становилась для него опасной.

Мне кажется, он прекрасно понимал, чем для него может закончиться встреча с какими-нибудь бандеровскими отморозками. Помню, мы зашли в магазинчик на Шулявке, который торговал ножами, и долго разглядывали витрину. Олесь посоветовал мне купить финку. Я отнесся к его предложению с юмором: не наши, мол, это методы. А он очень серьезно ответил:

— Бог его знает, к каким методам нам еще придется прибегать, — в тот вечер он купил себе самый настоящий стилет.

— Но это же настоящее оружие! — удивился я и услышал в ответ:

— О чем ты, Леша? Сейчас люди со стволами ходят! 

В качестве «ствола» продавщица предложила нам переделанный «тэтэшник». Заметив, что этот товар потенциальных покупателей не впечатлил, она сказала: 

— Очень подходящая вещь, если нужно напугать. Олесь посмотрел на нее с усмешкой: 

— Знаете, сейчас такое время: напугаешь — себе дороже будет — голову открутят. Пугачи уже отжили свое. Стилет — это гораздо круче и надежнее. 

Мне было понятно подавленное состояние Олеся. Я знал, что в любой момент, если станет совсем невмоготу, могу уехать домой. Но его-то дом оставался в захваченном Киеве. 

Всякий раз, когда я затрагивал тему отъезда, Олесь говорил: «Знаешь, Родину с собой не увезешь. И потом, что значит, уехать? Я вот дом только-только построил. Прекрасный дом, ты же у меня еще не был ни разу… А как же семья? Мама? А любимые улицы, родные могилы? Как я это все брошу?!» 

В тот вечер, прощаясь, я попросил его не пропадать и по возможности держаться вместе — мало ли что? Сказал, что у нас есть надежные люди, кое-какие ресурсы, и в случае необходимости, мы всегда сможем ему помочь. 

Прощаясь, Олесь пообещал звонить, дал мне какой-то запасной номер телефона для связи. 

А дальше случился переворот. 25 января он позвонил мне из Москвы, где находился по каким-то своим делам. В последнее время он часто мотался в столицу — с ноября 2014 его стали часто приглашать на эфиры российских политических ток-шоу, где Бузина рассказывал о том, что на самом деле происходит на Украине. 

Пока наши расслабленные патриоты убаюкивали аудиторию: «Да ничего страшного, все будет хорошо, как уже много раз бывало!», Олесь одним из первых начал бить тревогу, объясняя российским зрителям, что же на самом деле происходит у него на родине. Он говорил: «Вы разве не замечаете, насколько опасные процессы раскручиваются в нашей стране! Посмотрите, какое зверье изо всех щелей повылезало!» 

В этих программах Олесь был своеобразным рупором всех русских украинцев, русских киевлян. И это было очень важно — его слушали, ему верили, его ждали. Во время поездок в Москву и Питере он занимался вопросами издания своих книг. Я его познакомил с Дмитрием Лобановым — генеральным директором московского издательского дома «Книжный мир», он вел активные переговоры с «Алгоритмом» в Питере — ему необходимо было продвигать свои взгляды, свою позицию в народ, открывая людям глаза на происходящее и помогая ориентироваться в политических процессах. 

Надо сказать, что до 2014 года в России Бузину мало кто знал. Кроме тех, кто целенаправленно интересовался украинской политикой. По-настоящему россияне открыли для себя этого яркого публициста и литератора, только после его смерти. Олесь пришелся по душе россиянам своей искренностью, открытой позицией, располагающей внешностью, искрометным юмором, жесткостью в оценках и бескомпромиссностью. 

Он никогда не мямлил. Он мог быть слишком резким, но я не помню, чтобы Бузина пытался увиливать от каких-то острых вопросов. Если нужно было, он не боялся переходить на личности, и в этом тоже была его индивидуальность. Мог, в случае необходимости, и физически за свою позицию постоять. И это мужское качество тоже вызывало к нему симпатию.

В 20-х числах февраля Олесь позвонил мне с московского номера. Спросил: 

— Ну что там в Киеве? Как обстановка? Я ответил: 

— Да как тебе сказать? Как говорил Михаил Афанасьевич Булгаков, «петлюровцы в городе» — один в один. 

— Да, — говорит, — я прекрасно понимаю. Как раз собираюсь возвращаться. 

Я высказал ему свое предостережение:

 — Если хочешь знать мое мнение, скажу откровенно: тебе сюда возвращаться не надо. Ты даже до дома своего не доедешь — узнают прямо на вокзале. На твоем месте я бы сидел там и не дергался. 

Олесь возразил: 

— Как ты себе это представляешь? Там же мой дом, жена, дочь… 

Мне казалось, что он не осознает опасности своего возвращения, и я, как мог, пытался убедить его остаться в Москве: 

— Давай что-то решать! 

Олесь на мгновение задумался, а потом сказал: 

— Я дам тебе телефон Наташи. Свяжись с ней и узнай, согласится ли она на переезд. 

Я пообещал сделать все, чтобы уговорить жену Олеся. Сказал, что подниму наших людей, организуем транспорт, ее встретят и провезут — на поезде, а если нужно будет, на машине, через границу. 

Олесь выслушал меня, поблагодарил, сказав, что для него это очень важно — безопасность семьи. Иначе, он вернется в Киев, чего бы это ему ни стоило. 

Мы начали готовить отъезд. А через день он перезвонил и сказал: 

— Знаешь, мы посовещались, я возвращаюсь. По его твердому голосу я понял, что решение принято, но еще раз попытался удержать от опасного шага: 

— Олесь, на мой взгляд, это ошибка, неоправданный риск. Ты не представляешь, какие рожи здесь ходят по улицам и кто правит бал! Они же тебя разорвут, причем публично. И никто не остановит этих зверей. Но надо было знать характер Бузины — он уже сделал выбор, и его было не остановить. 

Я не присутствовал при их разговоре с женой, не знаю, что повлияло на его решение. Думаю, что роковую роль сыграл характер Олеся — он не смог покинуть поле боя. В нем сидела эта малороссийская упёртость. 

А потом он приехал ко мне на день рождения, в Москву. Это был сентябрь 2014 года. Олесь весь вечер был грустный. Он делился своими впечатлениями о Москве — говорил, что в новом ее облике ощущается величие империи, восхищался появлением в городе важных и качественных памятников… Сожалел, что в Киеве такое сейчас невозможно. А потом с грустью добавил: 

— Знаешь, мне иногда кажется, что я в Киеве — последний русский… 

Осознавая это, он не мог бросить Киев, потому что слился с ним всем своим естеством, впитал в себя его атмосферу, историю, дух этого города. 

Да, Олесь восторгался Москвой, но в Киеве он чувствовал себя по-другому. И, где бы он ни бывал, его всегда тянуло домой. Бузина понимал, что Киеву на этом непростом историческом отрезке он нужнее и полезнее. Но общая атмосфера шовинистической истерии, которая охватила город, очень сильно повлияла на него. И в какой-то момент он просто замолчал, поняв, что бить в набат — бесполезно, его никто не слышит. 

Практически все окружение Олеся, кроме тех, кто уехал сражаться на Донбасс, выехал в Крым или был вынужден уехать в Москву, не воспринимало его слов, не слушало и не хотело его слышать. Олесь оказался в состоянии абсолютного вакуума. И, видимо, решил, что необходимо изменить тактику — на какое-то время взять паузу, замолчать. 

Молчал он, правда, недолго. Осенью 2014 года Олесь вернулся к себе прежнему. У него закончились короткие отношения с газетой «Сегодня», где он работал шеф-редактором. Приглашая Бузину, газета намеревалась поднять себе рейтинг, а он рассчитывал, что найдет возможность транслировать свое мнение, пусть даже в срытой форме. Но не получилось, и он ушел… 

В последний раз я видел Олеся живым в январе 2015 года в Париже, на Днях русской культуры. В рамках этого мероприятия мэрия 5-го округа французской столицы ежегодно проводит Дни русской книги. И организаторы пригласили Бузину выступить, рассказать о своих произведениях, о событиях на Украине, и о своем видении происходящего. 

Позже один из организаторов мероприятия рассказал мне, что была большая проблема с приглашением Олеся Бузины и Захара Прилепина. Против приезда в Париж Прилепина поднялась либеральная общественность, а против Бузины серьезно активизировались местные парижские бандеровцы. Они строчили на Олеся доносы, клеветали на него, звонили в мэрию с требованием не пускать Бузину. Местная украинская диаспора развернула настоящую «антибузинскую» вакханалию — настолько они были не заинтересованы в том, чтобы этот человек поделился своими мыслями об Украине и своим видением украинских событий. Тем более, что он был литератором с именем, хорошо известным в русскоязычной среде. Была очень серьезная проблема получения Бузиной французской визы — до последнего момента наши друзья — русские французы, использовали все свои связи, выходили на министерство иностранных дел Франции, всячески пытаясь найти возможность для поездки Бузины в эту страну. 

Попытки блокировать его поездку на Дни русской книги не увенчались успехом — Олесь, все-таки, получил визу. В последний момент, едва не опоздав на открытие мероприятия. И надо сказать, что его выступление и выступление Захара Прилепина были самыми заметными и самыми откровенными на этом мероприятии. Олесь открыто говорил об угрозе фашизма на Украине, о хуторянской псевдокультуре, которая уничтожает городскую среду, рассказывал о киевском майдане… 

Выступление Бузины длилось часа полтора — дольше, чем все остальные, и было ярким, эмоциональным и предельно честным. Его очень внимательно слушала аудитория, в том числе и пресса. В конце Олесь сорвал аплодисменты — его принимали, как настоящую «звезду».

После выступления к нему подошел Захар Прилепин, пожал руку и сказал: «Я давно хотел с вами познакомиться, и очень рад, что это наконец-то случилось». В ответ Олесь улыбнулся — ему было приятно услышать такие слова из уст знаменитого российского коллеги. Я думаю, что приезд Бузины во Францию стал знаковым событием в его судьбе. Мне известно, что украинское посольство в Париже очень внимательно отслеживает все мероприятия, так или иначе связанные с русскоговорящей средой. И для них далеко небезразлично, что украинцы говорят иностранцам. Особенно, если они это делают публично. 

На днях Русской книги присутствовало много сотрудников посольства, и наверняка там находились представители спецслужб. Полагаю, что присутствовали и те наследственные негодяи из диаспоры, которые пытались сорвать приезд украинского писателя и публициста в Париж. Они чувствовали опасность, которую нёс Олесь, выступая перед европейской аудиторией. Как носитель чуждых им ценностей и идей, Бузина создавал своим присутствием на европейской трибуне серьезные проблемы, озвучивая категорически неприемлемые для них вещи. Это значит, что он становился не просто опасен, но напрашивался на определенные санкции в отношении себя. Тем более, что после ошеломляющего успеха в Париже он уже вынашивал планы дальнейших поездок за границу. 

В свою очередь друзья, которые организовывали Бузине поездку во Францию, намеревались активно привлекать его к различным культурным мероприятиям за рубежом. Это открывало широкие возможности для него, как писателя и публициста. Олесь получал шанс быть услышанным западной аудиторией, открыть ей глаза на украинские события. Этим, на мой взгляд, он и подписал себе приговор. 

Я уверен, что Бузину заказали. И его убийство — не самодеятельность тех отморозков, которых вскоре поймали, а потом отпустили — они исполнители чьей-то воли. Но кто принял решение и отдал команду его убрать — еще предстоит узнать, но вполне очевидно, что это была спланированная и хорошо подготовленная акция. 

После Парижа Олесь уехал в Петербург. Оттуда позвонил мне, чтобы сообщить, что будет ехать через Москву, и хотел бы повидаться. Но я в этот момент находился в Вене, на ежегодной конференции ОБСЕ. На мой вопрос о дальнейших планах Олесь ответил: 

— Еду домой, в Киев. 

Это был наш последний разговор. Я никогда не забуду эфир в программе у Соловьева, где Бузина очень эмоционально говорил о том, что каждый раз возвращается домой, зная, что его могут там «грохнуть». 

Видимо, он что-то предчувствовал. У него были все возможности для того, чтобы жить и работать в России — талантливое перо, растущая популярность и востребованность. Он мог спокойно работать на телевидении, мог издаваться большими тиражами — уже начался ажиотаж вокруг его книг — несколько издательств предлагали Бузине контракты. Можно не сомневаться, что останься он в России — точно не бедствовал бы. И ему об этом многие говорили. 

Но Олесь считал, что его место в Киеве: 

— Вот Скачко Володя работает, не уезжает. Почему же я должен бежать? 

Во время последнего телефонного разговора мы с ним договорились, что в следующий его приезд в Москву обязательно встретимся и обсудим поэтический сборник «Русская весна», разговор о котором мы с ним начали еще на моём дне рождения. Олесь говорил, что поэзия — это тоже очень мощное оружие, и что «русская весна» дала серьезный импульс многим сферам культурной деятельности.

А спустя несколько дней, утром 16 апреля во время пленарного заседания ОБСЕ, в котором я участвовал, пришло сообщение: «В Киеве убит Олесь Бузина». 

Никто сначала не поверил — думали очередной фейк. Стали звонить в Москву, но там подтвердили: «Да, застрелен». 

После обеденного перерыва в заседании мы дали возможность всем его участникам высказаться по поводу резонансного убийства. Помню, слово взяли многие — русские, белорусы, все люди доброй воли. Когда дошла очередь украинцев, выступила представитель ОБСЕ — уроженка Львова, которая любое свое выступление заканчивала словами: «…и я считаю, что весь этот негатив — последствие бесчеловечной кровавой агрессии России в Крыму». Ее спросили: «А убийство Бузины, средь бела дня, в центре Киева — это тоже последствия «бесчеловечной агрессии в Крыму?!» После чего она встала и посреди заседания демонстративно покинула зал. 

Олесю часто говорили о том, что ему нужно было родиться на 100 лет раньше, потому, что он настоящий белогвардеец. Однажды я ему прислал по интернету знаменитую фотографию «Дроздовские офицеры 2-го Офицерского стрелкового полка», где на переднем плане стоит… вылитый Олесь Бузина. На это он мне ответил, лукаво улыбаясь: «Ты уже сотый человек, который мне это присылает!» 

Он действительно был в хорошем смысле не от мира сего. Таких людей мало и скоро совсем не будет. То, что человек, находясь во враждебном ему окружении, оставался на боевом посту, стало его роковой ошибкой. Потому что он нужен сейчас живой. И не только своей семье — дочери, жене, маме — он всем нам нужен. Зачем ему была нужна эта бравада? — спросите вы. 

Ведь понимал же, что рискует. Но в этом и заключалось белогвардейство Олеся Бузины: человек был готов встать во весь рост перед лицом опасности, и пойти на верную смерть. Он был человеком чести, а честь выбора не дает.

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.