Комиксы: Билл Уоттерсон показал «муки сущего пред ликом ужаса небытия»
- 19 апреля 2016 11:09
- Максим Марков
© Zangavar
Кальвин — герой художника Билла Уоттерсона, короткие истории о жизни которого выходили с 1985-го по 1995-й годы, но до сих пор переиздаются то одним, то другим изданием; их можно найти и в российских детских журналах. Большое дело — собрать эти многочисленные комиксы в кучу, как здорово это выглядит — можно было убедиться уже по первому тому («Кальвин и Хоббс. Все дни забиты до предела») запланированной издательством «Zangavar» серии. На днях вышел том второй, «Кальвин и Хоббс. Здесь повсюду сокровища!» — всё вроде бы то же самое, но отличия видны сразу и невооружённым глазом.
Оставаясь всё тем же сорванцом, Кальвин как будто бы стал старше. В школу-то он ходил и раньше — и было понятно, что это допустимая условность для того, чтобы расширить диапазон шуток (вряд ли у шестилеток в Америке действительно такая учебная программа). Но теперь он куда чаще задумывается над вопросами бытия и, боязно даже сказать, смыслом жизни. Он размышляет над безразличием природы и её безжалостностью («Наше существование является преходящим, хрупким и бесценным»), даёт о себе знать бескрайнему звёздному небу («Я ИМЕЮ ЗНАЧЕНИЕ!» — и после паузы: «Воскликнула пылинка») и пытается обнадёжить себя мыслью, что «может быть, рай — это место, где позволено быть плохим!».
Опытным путём опровергнув учение философов о том, «что истинное счастье даруется жизнью, полной добродетели», Кальвин обещает когда-нибудь написать собственную книгу с изложением своей философии, а пока приходит к выводу, что если «жизнь — это театр», то «очевидно, что пьеса не отрепетирована и все импровизируют, исполняя свои роли. {…} Нам надо добавить спецэффектов и танцевальных номеров».
И поэтому уже не удивляешься, когда одомашненный тигр Хоббс вдруг зачитывает из Канта, а зелёная кашица на тарелке начинает декламировать монолог Гамлета. Кальвин даже одного из своих снеговиков (а это особая тема!) нарекает «Муки сущего пред ликом ужаса небытия» — ну разве это обычный ребёнок?..
Новый набор восковых мелков! Ещё наточенные, лежат строго в ряд, яркие и идеальные! Очень скоро они станут стёртыми, затупившимися, неразличимыми огрызками, без обёрток и загаженными другими цветами. (Задумчивая пауза.)
Иногда жизнь кажется невыносимо трагичной.
Впрочем, всё это отнюдь не мешает ему искать лягушек и жуков, исполняя «непостижимую волю моей души», радоваться найденному кладу («Три грязных камня, причудливый корень и ещё омерзительные лохмотья. {…} Здесь повсюду сокровища!»), всё столь же безбоязненно скатываться с горы и «сводить маму с ума», выпрыгивая, например, неожиданно из шкафа (принцип «Ещё один день — ещё один седой волос у мамы!» разделят с Кальвином, наверное, многие дети). «Я не плохой. Я просто… Э… …Гиперактивный!» — при таком заявлении даже странно, что мальчик откровенно опасается велосипеда и боится летящего ему в руки бейсбольного мяча. Возможно, дело тут в том, что спорт он понимает по-своему:
Я решил установить новый мировой рекорд по продолжительности ковыряния пальцем в носу.
Не чувствуя «призвания в накрывании стола», Кальвин жаждет поклонения немедленно, «уже сейчас!», будучи всё так же уверенным, что он — «непонятый гений», «один из величайших людей из когда-либо живших». Переживая по поводу доставшихся ему родителей («Передовой ребёнок XXI века в плену у отсталой семьи из XIX столетия»), он и не подозревает, каких переживаний стоит маме на ходу оброненная им фраза «Привет, это я, величайшее достижение в твоей жизни!» — такое «достижение» и правда способно вогнать в депрессию едва ли не каждого.
Хотя Кальвин и мечтает, чтобы ему насыпали в голову побольше мозгов (и «больше никакой школы!»), на самом деле ума парнишке не занимать. Ну кто ещё был бы способен изобрести «новую модель идейной шапки в виде дуршлага» («Его металлическая поверхность фокусирует электрические мозговые импульсы и отражает мозговые волны!») и «собрать трансформатор для атомного мозгового мощнотрона»? И всякий ли смог бы так быстро вспомнить птицу, загаданную в пяти клетках кроссворда: «Желтобрюхий дятел-сосун» («Из-за этих горе-составителей приходится так мелко писать»)?..
Да, он уверен, что первым президентом страны был Санта-Клаус, и не знает, сколько будет 7+6 (тут выручает подсказавшая ответ Сьюзи: «Триста миллиардов несметноллионов. {…} Это три и потом ещё восемьдесят пять нулей» — «Вот! Так бы сразу и сказала»). Да, не все способны оценить его школьное сочинение про то, как лоси отстреливают людей в качестве «прореживания стада», необходимого «для предотвращения голодного падежа». Но разве можно не восхититься его контрольными, которые (как он сам уверен) наверняка пользуются необыкновенной популярностью в учительской:
— Где находится Плимутский камень?
— В настоящее время я не уполномочен разглашать данную информацию, ибо она может рассекретить наших полевых агентов.
— Какое важное событие произошло 16 декабря 1773 года?
— Я не верю в линейность времени. Не существует ни прошлого, ни будущего: всё едино, и существование в разрезе времени иллюзорно. Посему данный вопрос не имеет смысла и на него невозможно ответить.
— Объясните первый закон Ньютона своими словами.
— Якка фуб мог. Груг пуббавуп зинк ваттум газорк. Чумбл спузз.
Обидно, конечно, если ответы берут — и сбегают из домашнего задания, однако зайдя в тупик, Кальвин предпочитает честно сдать пустой лист, нежели списывать. Поэтому когда ему предоставляется возможность из школы слинять, он это делает, нисколько не сомневаясь — даже за глотком воды вмиг долетая до дома («Я предпочитаю нашу воду»). Школа всё равно не может дать полного спектра необходимых знаний — и следует помнить, что если чего-то не знаешь, то никогда не следует стесняться спросить. Например, действительно ли «котлету в гамбургере делают из жителей Гамбурга», или ещё:
— Пап, скажи, почему, когда чихаешь, глаза закрываются?
— Если веки не закроются, от силы чиха глазные яблоки вывалятся наружу и растянут оптический нерв. Глаза будут висеть и болтаться в разные стороны, и придётся наводить их руками, чтобы что-нибудь увидеть.
— Жесть. Откуда ты всё знаешь?
— Из книги, которую выдают, когда становишься папой.
То, как бездарно прожита закончившаяся зима, особенно остро осознаёшь, созерцая художественные опыты юного героя: снеговики Кальвина могли бы стать мировым брендом, если бы Билл Уоттерсон столь решительно не выступал против сувенирной продукции. Вот снеговики-инопланетяне выстрелом сносят голову снеговику-землянину. Вот снеговик-курица рубит голову снеговику-человеку. Вот снеговик-гигант пожирает снеговика поменьше, заставляя других снеговиков в ужасе разбегаться. Вот снеговики-спортсмены всячески травмируют самих себя и друг друга. Вот снежная акула настигает снеговика-пловца: «Этому бедолаге конец».
«У твоих снеговиков драматичные судьбы», — замечает Хоббс, разглядывая снеговика-палеонтолога, и Кальвин с готовностью признаёт: «Да уж, не слишком радужные». Жизнь сложна — и вот уже один снеговик сводит с ней счёты при помощи грелки с кипятком на голове, а другой, «припёртый к стенке судьбой», залезает на крышу и собирается прыгнуть вниз, повинуясь «подбадривающему рёву скандирующей толпы»… Но даже самый мирный сюжет — снеговики дружной толпой просто переходят дорогу — вызывает родительское возмущение: «Кальвин, я опаздываю на работу!»
Кальвин не приемлет того, что «миф о хорошем поведении придуман, чтобы превратить меня в жертву». Ему недостаточно счастья, ему «требуется эйфория», для чего всего-то и надо, что «триллион миллиардов наличными, собственный космолёт и личный континент». И что особенно важно — он не только всегда прав, но и знает безотказные способы со всей наглядностью доказать это:
Алло! Могу я поговорить с шефом полиции? Алло, шеф? Неужели вправду есть такой закон, что носки нужно подбирать к остальной одежде? А НУ, МАМ, ПОСЛУШАЙ-КА!
Даже не знаешь, кому эта книга будет лучшим подарком — непослушным детям или их «несчастным» родителям. Хотя в любом случае «яркие впечатления усиливаются, когда есть с кем поделиться», — и пусть этот справедливый вывод Кальвин делает, насмотревшись с Хоббсом, как «этот жук ест другого жука», ничто не мешает нам повторить его вновь уже в отношении непосредственно этого альбома Билла Уоттерсона. И закончить со всей определённостью: восклицание «Здесь повсюду сокровища!» относится к каждой из 176 страниц этого совершенно чудесного, восхитительного издания для всех возрастов.
- Телеграм
- Дзен
- Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.
Войти через социальные сети: