В октябре месяце празднуется день рождения Сергея Есенина, которого называют «Дон-Кихотом деревни и березы», а иногда — самым русским из поэтов.

Старший научный сотрудник отдела фольклора Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН, доктор филологических наук Елена Самоделова рассказывает о любви поэта к черному хлебу, периоде вегетарианства в его жизни и детективной истории с урюком.

О драченах и просфорах

Есенин вынужден был есть с детства простую пищу. В селе Константиново Рязанской губернии, где он родился, крестьяне варили каши, ели вареный картофель, квашеную капусту, огурцы, в непостные дни, согласно православному календарю, позволяли себе мясо. Константиново стоит на Оке. Поэтому мальчишки и даже девчонки, в том числе сестры Есенина, ловили рыбу и раков, но рыбная пища все-таки была скорее исключением, чем правилом, и готовилась преимущественно на Масленицу.

Поэт настолько точно отразил крестьянскую пищу своей «малой родины», с ее диалектными названиями и народными способами приготовления, что по его произведениям ученые могут изучать этот чрезвычайно важный раздел этнолингвистики.

Например, в повести «Яр» встречается огромное количество названий разных блюд, в том числе диалектных. Сестре поэта Александре Есениной даже пришлось составить целый словарик. Вот отрывок из него:

«Воронóк — медовая брага с хмелем;
Драчёна — запеканка из молочной пшенной каши с яйцами, выпеченная на сковородке;
Кулáга — заварное жидкое тесто из ржаной муки с солодом; 
Лýшник — ситный хлеб, испеченный с луком, пережаренным в масле;
Любовúна — постная часть соленого свиного мяса;
Саламáта — кушанье, приготовленное из поджаренной муки с маслом».
Есть мнение, что любимым блюдом поэта как раз были драчены. Помните?
Пахнет рыхлыми драченами;
У порога в дежке квас,
Над печурками точеными
Тараканы лезут в паз.

Сейчас в Константинове вспоминают другой рецепт кулáги. Говорят, что в голодные годы, когда даже с ржаной мукой было плохо, умелые хозяйки брали свеклу, резали на ломтики, засушивали в печке, потом перетирали эти сушеные ломтики в труху и запекали на сковородке. Получалось настоящее лакомство, похожее на мармелад, его давали детям.

Весной, когда запасы кончались, крестьянские мальчишки ели ростки полевого хвоща, купыря — растения семейства зонтичных.

В терем темный, в лес зеленый,
На шелковы купыри,
Уведу тебя под склоны
Вплоть до маковой зари, — писал позже Есенин.

По воскресеньям дед выдавал Сереже монетку и посылал его в церковь. Там он должен был взять просфору — их полагается раздавать бесплатно. Священник вынимал оттуда маленький кусочек, совершая православное таинство. В благодарность за причащение «телом Христовым», которое символизировала просфора, священнику и просфирне, которая печет эти самые просфоры, нужно было пожертвовать несколько копеек. Но Есенин предпочитал оставлять половину (2 копейки) себе, играть «в ножички» на деньги или еще как-то развлекаться. Поэтому сам перочинным ножом вынимал эту частицу, то есть вот так по-детски святотатствовал, не придавая тому значения, но проявляя наблюдательность и находчивость. Так продолжалось некоторое время, и в его семье никто об этом не догадывался. Потом все-таки эта информация всплыла, и Сереже сильно досталось.

Есенин жил в постоянно меняющемся мире. Сначала — в процветающей Российской империи. Он родился в 1895 году, а 1913 год приводится во всех статистических источниках как самый экономически благополучный год царской России. В 1909—1912 годах учился в Спас-Клепиковской второклассной учительской школе. Фактически он жил в школе-интернате в селе Спас-Клепики. Затем перебрался в Москву к отцу — управляющему в мясной лавке купца Крылова в Замосковоречье.

Был в жизни Есенина и вегетарианский период — правда, сам он этого слова не любил. В 1912 году он работал в типографии Ивана Дмитриевича Сытина и писал в тот и следующий год своему школьному другу Грише Панфилову:

«По личным убеждениям я бросил есть мясо и рыбу, прихотливые вещи, как-то вроде шоколада, какао, кофе, не употребляю и табак не курю. Этому всему будет скоро 4 месяца».

И другое письмо: «Итак, я бросил есть мясо, рыбы тоже не кушаю, сахар не употребляю, хочу скидавать с себя все кожаное, но не хочу носить названия „Вегетарианец“».

Потом случились Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции 1917 года, Гражданская война.

В это голодное время Есенин стал свидетелем того, как в его родном селе крестьяне остановили на Оке баржу с урюком — она плыла из какого-то южного региона в Москву. Мешки с урюком разобрали и растащили по домам. Было настоящее судебное дело. Есенин пытался помочь землякам, просил комиссара не наказывать крестьян, которые всего лишь хотели спастись от голода. Дело каким-то образом удалось замять.

Во время Первой мировой войны Сергей переехал в Петроград. Его призвали в армию, где он служил санитаром в военно-санитарном поезде № 143 Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны и курсировал между Петроградом, Крымом, Западной Украиной и Белой Русью в 1916 году.

При распаде государства он не явился по очередному назначению (в автобиографии он употребил слово — «дезертировал») и потом уже с друзьями в путешествии оказался на Соловках, где располагается прославленный по всей России монастырь. Тогда же поэт побывал в других местах Русского Севера.

На Русском Севере была совсем другая кухня, не похожая на ту, к которой Есенин привык на «малой родине». Северяне предпочитали рыбу, пирожки. У них даже названия были другие — шанежки, калитки.

Злачные места Москвы

Далее он вернулся в Москву вместе с переездом туда нового правительства, и начался голод. Но Есенин стал известным поэтом и мог себе позволить во время НЭПа содержать с друзьями литературное кафе «Стойло Пегаса», где подавались настоящие пирожные, правда, с морковным чаем, то есть чаем из натертой сушеной моркови.

Сохранился фрагмент меню этого кафе, оно называлось «Карта кушаньям». Уже сам факт того, что там имелось меню, говорил о том, что заведение было достаточно дорогим.

• Котлета рубленая с гарниром
• Антрекот метрбональ
• Битки пикан
• Котлета свиная с кашей
• Лангет томат
• Шницель венский
• Ветчина с горошком
• Беф строганов
• Гусь с капустой
• Пирожки жареные
• Кулебяки
• Блины
• Чай, кофе, разные воды, пиво.

Владельцы кафе, в том числе Есенин, тоже платили за еду, но с 20-процентной скидкой. 

Что же ел поэт? Сохранились его чеки, в которых указаны такие блюда: картофель, огурцы, капуста, в том числе краснокочанная и цветная, биточки, каша, в том числе гурьевская, яйца, солянка, масло.

Гурьевская каша — это манная каша с грецкими орехами, сахаром, ванилью, сухарями. Ее нужно с рантом из теста запечь в печи и подать с вареньем и фруктами. Это настоящий десерт, который Есенин очень любил.

Еще один совладелец кафе Иван Грузинов заказывал уже совсем другие блюда: осетрину, апельсины, пирожные.

Во время НЭПа в Москве открывалось много разных кафе и ресторанов. Некоторые из них были тайными, больше напоминали притоны. Там собирались всякие подозрительные люди и обстряпывали разные темные делишки. Анатолий Мариенгоф в «Романе без вранья» описывает, как они с Есениным посещали квартиру Зойки Шатовой:

«<…> на седьмом этаже у Зои Петровны Шатовой найдешь не только что николаевскую „белую головку“, перцовки и зубровки Петра Смирнова, но и старое бургундское и черный английский ром. <…>

Есенин деловито и строго нагрузил себя, меня и Почем-Соль подушками от Зои Петровны, одеялами, головками сыра, гусями, курами, свиными корейками и телячьей ножкой».

Почем-Соль — это прозвище товарища Есенина, Григория Колобова. Он любил рассказывать всем о том, что в степях с солончаками соль очень дешевая, и каждый раз называл новую цену, превращая таким образом свое устное повествование в подобие эпического произведения.

А это о другом заведении — «Гофманском подвале»:

«Рыжий повар в сиянии торчком торчащих волос (похожий на святого со старой новгородской иконы); красного кирпича плита величиной в ампировскую кровать; кухонные некрашеные столы, деревянные ложки и тарелки из дворцовых сервизов, с двуглавыми золотыми орлами.

Рыжий повар всякую неудобоваримую дрянь превращает в необыкновеннейшие пловы, бефы и антрекоты.

Фантасмагория неправдоподобнейшая».

Еще пример — столовка актеров фореггеровского театра «Московский балаган»:

«<…> назвать следовало бы тот кривобокенький полутемный коридор, заставленный трехногими столиками (из допотопной пивной, что процветала некогда у Коровьего вала), не пренебрежительно „столовкой“, а рестораном самого что ни на есть первого разряда. <…>

Ходили туда вплоть до весны, пили коричневую бурдохлыстину на сахарине и ели нежное мясо жеребят. <…>

В ресторанчике на каждого простого смертного по полдюжины знаменитых писателей».

Казалось бы, почему в столовую ходило столько писателей? Дело в том, что цены там были не для простых смертных. Мариенгоф писал: «Как-то, с карандашом в руках прикинув скромную цену обеда, мы с Есениным порядком распечатались — вышло, что за один присест каждый из нас отправлял в свой желудок по 250 экземпляров брошюрки стихов в 38 страниц. Даже для взрослого слона это было бы не чересчур мало».

Запрещенные застолья

Есенин путешествовал по России, Средней Азии и Кавказу с Закавказьем: он был в Грузии, Туркестане с Ташкентом-столицей, Азербайджане. Мечтал побывать в Персии, но не мог получить разрешения от советской власти из-за нестабильной обстановки в той стране. В Азербайджане постарались исполнить мечту поэта и создали для него иллюзию Персии. 

На столе было огромное количество фруктов, вина. Вероятно, был и шашлык. Один местный житель отметил, что Есенин любит «хлеб чорный-чорный», у них такого нет. Он был поражен, что этот кислый ржаной хлеб для поэта предпочтительнее, чем привычный местным жителям лаваш. Но дело в том, что такой хлеб поэт ел с детства: Константиново входит в ту зону суглинистых неплодородных почв, где хорошо рождалась рожь, но с пшеницей дело было плохо.

В 1922 году Есенин женился на американской танцовщице Айседоре Дункан и уехал с ней в тур по Европе и Соединеным Штатам Северной Америки (СШСА). Айседора считала своим долгом показать русскому супругу достопримечательности и сводить его в лучшие рестораны. Известно, в каких заведениях он побывал, но нет сведений о блюдах, которые он ел. Кроме того, что в ресторане знаменитого отеля «Адлон» в Берлине поэт попросил «ваньку» (мальчика-официанта) принести фрукты, печенье, конфеты и шампанское. И «тальянку» (гармонь), чтобы на ней играть и петь.

В СШСА он тоже знакомился с местными блюдами, а также с кушаньями, приготовленными выходцами из России, например евреями. В то время в этой стране был запрет на употребление вина. Поэтому Есенина больше интересовали не рестораны, а встречи с друзьями-поэтами у них в гостях. Во-первых, потому что он хотел перевести свои сборники на английский язык. Во-вторых, там можно было оказаться среди своих, читать стихи. Все это сопровождалось застольями с запрещенным винопитием.

Памятник корове

Есенин сочинял собственную мифологию — не отдельные мифы, а именно мифологическую систему, ее еще называют мифопоэтикой. И большим разделом в этой мифопоэтике оказалась поэтика пищи, застолья, особых персонажей, наиболее близко связанных с едой (или ее отсутствием). Например, в детском рассказе «Бобыль и Дружок», посвященном сестре Катюше, заглавный герой Бобыль побирается, ходит по домам и просит куски хлеба.

Такую картину Есенин наблюдал с раннего детства: через родное село Константиново проходили паломники Свято-Иоанно-Богословского монастыря в селе Пóщупово — с одной стороны, и Николо-Рáдовецкого (или Рáдуницкого) монастыря — с другой стороны. Также шли и нищие, которые тоже посещали соседние монастыри.

Местные жители всегда подавали еду странникам, во-первых, чтобы помочь уставшим путникам. И, во-вторых, потому что сам Иисус Христос может спуститься с небес и принять образ странника. В народе считалось, что Христос ходит по Земле после Пасхи и до Троицы, и тогда Его можно увидеть. Но поди узнай, Христос это или обычный человек. У Есенина есть стихотворения на эту тему, например:

Шел Господь пытать людей в любови,
Выходил он нищим на кулижку.
Старый дед на пне сухом в дуброве
Жамкал деснами зачерствелую пышку.
Увидал дед нищего дорогой,
На тропинке, с клюшкою железной.
И подумал: «Вишь, какой убогой, —
Знать, от голода качается, болезный».
Подошел Господь, скрывая скорбь и муку:
Видно, мол, сердца их не разбудишь…
И сказал старик, протягивая руку:
«На, пожуй… маленько крепче будешь».

Еще одно стихотворение, тематически близкое к предыдущему, также рассматривает проблему узнавания/неузнавания Иисуса Христа в образе странника. Если в первом стихотворении умудренный жизнью дед нисколько не сомневается в необходимости накормить ближнего, то здесь лирический герой, очевидно, молодой человек, не знает, способен ли он поделиться крохами еды с первым встречным. По сюжету Божья мать несет на руках младенца Христа:

Она несет для мира снова
Распять воскресшего Христа
«Ходи, мой сын, живи без крова
Зорюй и полднюй у куста».

И концовка:

И может быть, пройду я мимо
И не замечу в тайный час
Что в елях — крылья херувима,
А под пеньком — голодный Спас.

Еще один важный образ, составляющий основу есенинской мифологии, — молоко. Есенин считал, что нужно создать новую мифологию о корове и ее ребенке — теленке, потому что для крестьян это главный залог благополучия, сытости и всяческого довольства. Он готовил сборник стихов «Телец», был сделан макет, но книга не вышла при жизни, она издана сейчас. Еще при советской власти Есенин рассуждал, что в Москве поставили памятник Карлу Марксу, а надо бы поставить его корове.

В стихотворении, написанном 9 июля 1916 года, используются образы молочных продуктов, причем мироздание, которое они символизируют, предстает вечным, а сопоставленная с ним жизнь человека оказывается конечной:

Небо сметаной обмазано,
Месяц как сырный кусок.
Только не с пищею связано
Сердце, больной уголок.
Хочется есть, да не этого,
Что так шуршит на зубу.
Жду я веселого, светлого,
Как молодую судьбу.
Жгуче желания множат
Душу больную мою,
Но и на гроб мне положат
С квасом крутую кутью.

Записала Любовь Порываева

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.