Ад как концлагерь: потайное дно культового комикса
- 09 июля 2015 10:36
- Максим Марков
Владыка Мира снов, Князь историй, Самодержец Спящих краёв, Его темнейшество Сон из Вечных — короче, Сэндмен — возвращается в Ад и застаёт его абсолютно пустым. «Я устал, я ухожу», — признаётся ему Люцифер и, заперев последние двери, отдаёт на прощание ключ. За которым в Стране Снов тут же выстраивается очередь: свои права на Преисподнюю готовы предъявить многие.
Среди них — Один, Локи и Тор, «бог простой, свой-большой-крутой»: лёгкий укол в сторону конкурентов, которые и сами позаимствовали героев из скандинавской мифологии (к тому же надо учесть, что на рубеже 1990−1991 годов, когда выходили эти выпуски романа, троица «Marvel» вовсе не была популярна так, как сегодня, а потому шутка про молот Мьёлльнир — «Если его потереть, он растёт, честное слово» — ещё не принималась за явное оскорбление).
А вот — представители Порядка и Хаоса: первый нашёл своё воплощение в форме картонной коробки, второй — в виде озорной девочки (Гейману как отцу шестилетней Холли это «вовсе не казалось натяжкой»). Подтягиваются ангелы из Серебряного града. Своих делегатов посылают и покинувшие любимую обитель демоны, решающие на сходке:
Мы построим новый Ад. Прогрессивный Ад, где каждому будет дано по способностям, где демон сможет гордо поднять голову — ну, или другую важную часть тела — и сказать: «Это моя земля. И никто у меня её не отнимет».
Каждый либо что-то предлагает новому хозяину желанных земель, либо угрожает ему. Теперь Сэндмену, для которого десятки тысяч лет — это «некоторое время назад», предстоит определиться, кому же передать то, что ему самому, в принципе, совершенно не нужно…
Ад, конечно, существует, «но не обязательно там оставаться навсегда», — как гласит эпиграф к «Поре туманов», четвёртому тому из десятикнижия Нила Геймана про «Песочного человека» (см. рецензии на «Прелюдии & Ноктюрны», «Кукольный домик» и «Страну Снов»). Как и прежде, он прекрасен, а потому все хвалебные слова можно свести к единственной цитате из предисловия фантаста Харлана Эллисона, который сам не прочь процитировать культового автора:
Но почему же мы уверены, что творение Геймана совершенно?
Мы уверены, потому что Сьюзен Зонтаг когда-то написала: «Подлинное Искусство заставляет нас нервничать».
Слова справедливы: Гейман — мастер интриги и сюжетных поворотов, и никогда точно не знаешь, что ждёт тебя, читателя, на следующей странице. Здесь может быть приодевшаяся по случаю семейной встречи Смерть, в ответ на комплимент показывающая брату язык. Или восставшие мертвецы-подростки, которые вынуждено вернулись в школу и язвят, когда директор-призрак заставляет их снова учиться: «Да какой смысл? То есть что мы учить-то будем? Мёртвые языки?» Между тем посланец Волшебной страны вступает в сладостную связь с юным египетским фараоном и горько переживает расставание: «Интересно, он мне хоть письмо-то напишет?..» В конце концов, на вопрос, куда же делся Люцифер, тебе дадут столь изящный ответ, что к нему никак не подкопаешься: любуется закатами на пляже в Западной Австралии!..
Любые же критические замечания, даже если бы они были, на корню пресекаются вежливыми словами Каина, развлекающего гостей своими фокусами:
Если вам понравилось шоу, расскажите о нём друзьям. Если нет, надеюсь, у вас будет рак горла и вы уже никому ничего никогда не скажете. Доброй ночи.
Хвалить примечания к «серьёзным» графическим романам «Азбуки-Аттикус» и вовсе становится общим местом: это каждый раз чуть больше, чем просто примечания. Из данного тома, например, внимательный читатель узнает значение слова «меркин» (вы будете удивлены) и название романа Эммы Орци «Алый первоцвет» (1905), главный герой которого вёл полную опасностей двойную жизнь и тем самым (ну надо же!) повлиял «на образы многих супергероев, прежде всего Бэтмена».
Но выделим пометку к геймановской Библиотеке Снов, где «хранятся все истории, о которых когда-либо грезили… романы, которые никогда не были написаны или закончены, только задуманы». На полке видны, среди прочих томов, «Совесть Шерлока Холмса» Артура Конан Дойла («"Потому что её-то у Холмса и нет», — поясняет Гейман"), «Алиса на Той Стороне Луны» Льюиса Кэрролла, «Псмит и Дживс» П. Г. Вудхауза — и жаль, что не влез обозначенный в сценарии «Ктулху весенней порой» Г. Ф. Лавкрафта. О тесной дружбе двух последних писателей Нил Гейман изрядно нафантазировал вне «Сэндмена», ещё в 1987-м объявив, что владеет единственным экземпляром написанного теми в соавторстве романа (один из вариантов названия — «Это зов Ктулху, Дживс!») и фрагментами их мюзикла «Лето Некрономикона», «в котором героиня поёт бессмертные строки:
Я по жизни шла спокойным шагом,
Сердце не решаясь никому открыть,
Но лишь повстречавшись с гигантским липофагом,
Перед обветшалым мерзким саркофагом,
Я поверила слу-ху,
Что сам древний Ктул-ху
Способен любить!
Разве не мило, не правда ли?..
Однако в этот раз особенной похвалы среди дополнительных материалов неожиданно заслуживает раздел биографий. Он и в других томах подавался в юморном ключе, здесь же концептуально совпадает с темой самой книги, представляя её создателей как … довольно древних покойников. Так, художник главы про восставших мертвецов охарактеризован следующим образом: «Мэтт Вагнер — единственный человек, которого избрали в сенат Соединённых Штатов посмертно», — с добавлением, что отслужить он успел три срока. У прорисовщика Малкольма Джонса III было, оказывается, три полностью покорных его воле гомункула, ни один из которых не пережил хозяина более чем на неделю: «Все они распались в прах, высохшую кровь и розовые лепестки».
Другой прорисовщик умел самовозгораться, а художник по цвету «наиболее известен своей революционной методикой бальзамирования. После его смерти, в 1897 году, его коллекция великолепно сохранившихся школьников была передана Королевскому хирургическому колледжу». Короткая справка о шрифтовике пронизана удивлением: «Ни разу не был приговорён к смертной казни по причинам, которые доныне скрыты завесой тайны». Зато два предложения про редактора Карен Бергер (её имя хорошо знакомо постоянным читателям графических романов «DC Comics») полны несдерживаемого восторга: «Говорят, она с ними всеми управилась. Говорят, она это топором сделала».
Биография художника Келли Джонса схожа с судьбой Бенджамина Баттона, а про самого Нила Геймана развеяны «некоторые распространённые заблуждения»: в частности, «у него нет рудиментарного хвоста» и «он не боялся ни зеркал, ни уличных фокусников». Но вершина этого любопытного жанра достойна полной цитаты — вот каким человеком был при жизни прорисовщик Дик Джордано:
Импресарио, торговый магнат, нефтяной барон, хирург и филантроп. Однажды, утром четверга в ноябре 1893 года, Джордано сел за свой столик в ресторане при отеле «Савой» и попросил официанта принести ему «газету, обувную ложку, Библию, пинту уксуса, пакет булавок и леденцов». Когда официант отказался выполнить столь необычные требования, по лицу Джордано потекли слёзы. «Что же вы, сэр, — сказал он, — обрекли честного человека на злую судьбу?» Затем он сел в кеб и приказал кучеру везти его в контору, путь до которой составлял не более пятнадцати минут. Его, разумеется, больше никто никогда не видел, однако булавку для галстука обнаружили в животе двадцатипятифунтового осетра, пойманного в Чёрном море в первый день Первой мировой войны.
Волей-неволей задумаешься о том, сколь громадные тараканы живут в голове у того, кто всё это придумал.
- Телеграм
- Дзен
- Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.
Войти через социальные сети: