Приозерский районный суд Ленинградской области признал священника Глеба Грозовского виновным в педофилии и приговорил его к 14 годам заключения в колонии строгого режима. Дело слушалось в закрытом режиме, однако сторона защиты предоставила «Ридусу» текст последнего слова обвиняемого.

В своём слове обращаюсь к вам Ваша честь, ко всем здесь присутствующим.

Я говорю с надеждой, что меня услышат, правильно поймут и примут справедливое решение.

Современный мир смотрит на отношения между людьми глазами Фрэйда — через призму самого низменного понимания любви. Однако, когда мы, православные люди, говорим о любви к детям, то мы не подразумеваем ничего грязного в отличие от тех, кто не знаком со словом Ага́пэ (Евангелие от Иоанна, 3:16).

В переводе с греческого языка Ага́пэ — это понимание взаимоотношений проявления высшей степени, жертвенной любви, вовсе не связанной с пониманием Фрэйда, именно об этом пишут святые отцы и так живут тысячилетиями монахи на Афоне. Это принципиально отличает нас христиан от обычных людей, мы смотрим на этот мир глазами любви принесённой себя в жертву, способную прощать несовершенство временного мира, в котором мы пока находимся.

Как вы знаете, я вырос в многодетной семье: места было мало — нас много, но у нас была дружная многодетная семья: любящие отец и мать — и это было главное! Сегодня именно заботы, внимания, уважения не хватает многим людям, а тем более детям.

В Духовной Семинарии я защитил диплом на тему «Пастырско-педагогическая деятельность священнослужителей в детских домах и приютах», его копия есть в материалах дела. Я писал, что для полноценного развития ребёнка очень важно не только о нём заботиться, но проявлять любовь к нему. Не все родители это понимают, а дети при этом испытывают дефицит любви. Особенно остро это проявляется у детей в детских домах, интернатах, где я на протяжении 14 лет бывал в качестве волонтёра, а позже священника.

При подготовке к работе в детском доме нас консультировали педагоги и психологи. Они обращали внимание на необходимость восполнения тактильной депривации, т. е. телесного контакта у детей, поскольку это необходимо для их полноценного психического и физического развития личности и в дальнейшем — успешной социальной адаптации в обществе.

Благодаря своим родителям, полученным знаниям и опыту работы в детских домах и приютах, у меня сложилась эффективная методика работы с детьми. Из полученного опыта я убедился, что эти дети очень доверчивые, быстро привязываются, всячески ищут любви и ласки, возможности взять за руку взрослых людей, побыть рядом, ощутить что их любят, стараются обнять взрослых, виснут на них. Детей не обмануть, они всё чувствуют. Я никогда не злоупотреблял доверием детей, понимая всю меру ответственности и не переходил границ дозволенного нравственным законом, стараясь лишь быть им максимально полезным.

В 24 года я женился, стал мужем, отцом, священником, позже — настоятелем храма. В своём служении я продолжил свою педагогическую деятельность: работал с молодёжью и детьми в воскресной школе и православных лагерях — за последние 14 лет, до 2013 года были только одни благодарности. В храм на исповедь ко мне приходили по большей мере женщины-матери, которые жаловались на свою непростую жизнь. Они приводили своих детей. И те и другие нуждались во внимании, помощи и поддержке. Я старался сделать для них всё возможное — относился к ним, как отец, с любовью, вниманием и пониманием. Для меня они стали родными.

Очень часто через детей воцерковлялись их родители: семьи моих воспитанников становились частью моей большой семьи — моего прихода. Мне, как священнику хотелось наполнить их жизнь смыслом, восполнить у них дефицит любви. Я не делал разницы между чужими и родными детьми, мальчиками и девочками: при необходимости я мог их обнять, не оттолкнуть, если они боролись за право быть рядом со мной, не запрещал им брать меня за руки, садиться иногда ко мне, в том числе в лагере, на колени. Некоторые дети этого внимания ищут, и я считал, что не имею морального права быть бездушным и формалистом по отношению к ним.

По обстоятельствам я мог быть строгим, требовательным, последовательным и вполне предсказуемым. Мне было важно восполнить в них дефицит внимания, заботиться о них и главное — рассказывать о живой, вере в Спасителя Иисуса Христа. Быть им добрым примером любящего отца и неравнодушного священника. Чтобы наполнить и их жизнь Любовью к Господу, как научили меня мои родители. Ничего предосудительного я не делал и не думал, как не думают, любящие родители, когда ухаживают, ласкают, заботятся о свои детях. Они не педофилы — они любящие родители!

Моя главная ошибка в том, что я, возможно, перешел за грань только быть священником с детьми и в какой-то степени взял на себя обязанности родителя, обязанность формирования личности ребенка. Ведь священник прежде всего заботится о душе, и мне хотелось всем помочь и восполнить дефицит любви, как об этом пишет апостол Павел: «Для немощных я был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых». Но, люди редко живут так, чтобы жертвовать своим временем и не искать во всём выгоды. Меня не поняли, точнее сказать, извратили, сделав из меня злодея, серийного маньяка, заставляя жить по законам этого материального мира и не лезть туда, где большие деньги, церковная репутация, прислушиваться к намёкам, не быть легкомысленным к угрозам, так как это могут быть не пустые слова и сотрясание воздуха.

Я человек грешный, но не насильник и не педофил! Когда я узнал о предъявляемых мне обвинениях, я долго не мог в эти сплетни поверить и не предполагал, что можно раздуть всё до мировых масштабов, когда тебе отведут в Яндексе первое место с оттенком минус. Конечно, мне трудно было справиться с собой, своими эмоциями, как любому другому человеку в такой ситуации. Именно поэтому я порой был излишне взволнован, раздражителен, несдержан в словах, вовлекался в крайности — за это простите меня! Это естественная человеческая реакция, любой другой человек в моём положении, может быть, вёл бы себя также.

Ваша честь, я рассчитываю на ваше человеческое понимание и справедливое решение.

В ходе судебного заседания мы слышали показания свидетелей, полностью опровергших саму возможность совершения мною преступления, которое не может быть доказано, поскольку самого события преступления нет как такового, оно отсутствует.

Основываясь на свои знания в области педагогики и возрастной психологии, на свой личный жизненный опыт работы с детьми молодёжью, проанализировав документы и события через призму времнни, я вижу несостоятельностьпредъявленного мне обвинения.

Мне вменяют насилие на острове Кос в Греции и на острове Коневец в России, когда вместе с детьми были их родные рядом. Девочки постоянно старались обратить на себя внимания, так как этим компенсируя недостаток родительской любви и ласки.

Обвинение по острову Коневец выглядит абсурдно, комично и глубоко трагично для самой девочки, назовем её [Имя]. Абсурдно, потому что меня арестовали за совершенное преступление в 2013 году при наличии алиби в 2013 году, когда я с семьей был в Турции. Перебрав все года, нашли 2009 год, когда девочка была в моей смене. Однако комичность обвинения состоит в том, что после допроса троих детей из домика августа 2009 года, которые жили с [Имя] и дали показания, что я не заходил и не делал ничего в их домике с [Имя] в тихий час, обвинение отпало. Единственно, не для репрессивной государственной машины, не делающей и не признающей своих ошибок. Преступления «в тихий час» (так написано в обвинительном заключении), как и в любой другой час не было доказано, так как оно отсутствовало. 

До 2013 года [Имя] и её родственники общались со мной, никаких признаков психотравмы не было, они ездили в этот же лагерь. [Имя] старший ребёнок и, насколько мне известно, с неврологическими проблемами, близорукостью, о которой говорили специалисты по делу в своих заключениях. Но дело ведь не в этом, может она видеть без очков или нет, а в том, что другие соседки по домику [Имя], [Имя], [Имя] опровергли событие преступления. Врачами потом были описаны синдромы [Имя], психологи отмечали, что у неё явный дефицит мужского внимания. Ведь есть фото тех лет, где она виснет на другом священнике, а не на мне! Я никогда ничего не слышал о её отце, она всегда отдыхала с бабушкой.

Что же касается трагичности ситуации, то мама [Имя] предъявила мне и моей семье моральный вред за то, что теперь [Имя], помимо близорукости, неврологии, заболела онкологическим заболеванием — раком головного мозга. Справки об этом страшном диагнозе есть в материалах дела. Неужели деньгами можно будет оправдать гибель ребенка, которого взяли «в оборот» взрослые, чтобы разрушить мою жизнь и жизнь моей семьи? Почему [Имя] не было в суде, чтобы сказать мне в глаза, что преступления не было? Значит, кому-то это было выгодно.

Коротко по обвинению с острову Кос в Греции. Назовем девочку [Имя]. Она из неполной семьи, родители были в разводе. До обвинения девочка с отцом не общалась, но после обвинения вдруг начала посещать секции хатха йоги, которые вёл её отец [Имя] — представитель индийского психокульта Шри Багавана в [...]. Увидев её в лагере на о. Кос, я её запомнил по её отношениям с мальчиком [Имя]. Она проявляла к нему интерес, потому что он был интересным и музыкально одаренным ребенком. Запомнил я её и по агрессивному поведению по отношению к девочке [Имя], после травмы которой я довольно резко говорил с [Имя]. Когда позже я познакомился с нотариальной копией осмотра социальной страницы [Имя] к контакте, пришел в ужас от того обилия матерных выражений. Мама [Имя], назовем её [Имя], предоставила документы о том, что у девочки из-за родовой травмы имеется органическое поражение головного мозга, а сама мама [Имя] находится на лечении от онкологического заболевания в [...]. Этим было обусловлено отсутствие на суде и девочки [Имя].

Помимо [Имя] следователи сделали обвиняемой и её соседку по кровати, которую, допустим, зовут [Имя]. И эта девочка испытывала проблемы. За несколько лет до острова Кос она она лежала в больнице, как результат — с детства она боится замкнутых пространств. Со слов её мамы, до острова Кос у неё уже была психотравмирующая ситуация, связанная с [...]. Этим объяснялся её безудержный истеричный смех. Только потом я понял, почему вожатая [Имя] говорила, что до поездки её мама странном образом спрашивала её — нет ли на острове Кос педофилов. Мама [Имя] активно применяла к [Имя] лечение методом нетрадиционной медицины и оккультизма, чем, очевидно, нанесла ей духовную травму, которая, к сожалению может в дальнейшем проявиться в каком-либо серьёзном заболевании.

До исследования материалов дела не знал, что девочки жили в смежном с мальчиками номере и спали на одной кровати. На это не обратили внимание и родители [Имя], они приехали на о. Кос через пару дней после нас и претензий к размещению у них не было. [Имя] родители были недовольны питанием, организацией экскурсий, но ни тем, что у девочки нет отдельной кровати. Меня обвинили в совершении преступления 19 августа, а на фото 21 августа [Имя] спокойно сидит рядом со мной бок о бок в окружении детей и вожатых. Как же нужно было бояться меня, чтобы выбрать первое место рядом со мной, когда я повредил связки на ноге и дети пришли ко мне в гостиницу. И это ребёнок со страхами после очередного «перенесённого насилия» приходит и ничего не говорит всей своей родне, которая была с ней на о. Кос?

Очевидно, что в семьях [Имя] и [Имя] не всё благополучно. Их родители либо не знают, что необходимо проявлять свои чувства, ласку к ребёнку, либо не умеют это делать в достаточной для них степени, и вероятно считают это излишним, не говоря уже о том, что они никогда не смогут заменить им отца и дать, то что даёт своим детям папа, поскольку у них уже нет больше мужей, а страдают от этого и развиваются неполноценно именно их дети. Не удивительно, что любую заботу о детях, люди не получившие отцовской любви воспринимают однозначно, как сексуальные домогательства и внушают это своим детям. В психологии есть такое понятие как тактильная депривация — болезнь, когда из-за отсутствия (дефицита) осязательных ощущений, при которой изменяется психическое состояние человека и которое, в свою очередь, может повлечь нарушение других систем человеческого организма. Часто не совместимых с жизнью.

Мне искренне жаль и детей, и их родителей. Считаю, что именно дети являются жертвами родителей, которые манипулируют детьми и втянули своих детей в омерзительный судебный процесс. Меня волнует их дальнейшая судьба, я понимаю свою ответственность за них. И как священник молюсь о их спасении.

Моя вина в том, что я возомнил о себе, что спасаю мир, что моя активная общественная работа может изменить ситуацию нравственной деградации, сделать мир добрее, что если не я, то мои сограждане, не смогут измениться к лучшему. Но я ошибся. Я остался таким и до сегодняшнего дня, так как слишком был открыт, наивен и доверчив. Не смотря на то, что мне и моей семье пришлось испытать и пройти за эти 4 года, я по-прежнему остаюсь в душе ребёнком и верю в правосудие Божие. Зло рано или поздно прекратиться.

Закончу своё заключительное слово цитатой из одного фильма: «Неважно, в чем тебя обвиняют, истина тебя освободит!».

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.