В интервью о новой публичности, новых интеллектуалах и торговле мировоззрением социолог Виктор Вахштайн, дал определение, чем отличаются радикальные феминистки от медийных. Радикальные феминистки перекрывают движение, срывают саммиты и единственные делают политику в России. Они знают, как надо улучшить мир и готовы за это бороться. И росчерком пера Виктор Вахштайн отделил их от медийных феминисток.

Радикалы борются в реальном мире, место обитания медийных феминисток — социальные сети. В них эти женщины пытаются навязать свою повестку обществу и уверены, что меняют мир самим фактом создания контента в интернете.

Именно об этой группе сетевых обитателей мой сегодняшний рассказ.

Как и кому они помогают, какого поведения ждут от просящего помощь и чем бывают недовольны?

Среди делающих уличную политику есть и представительницы радфем, и либфем, и интерсечки. Но Вахштайн использовал именно этот.

В прошлом году среди подопечных движения добровольцев «Сердце Севастополя» оказалась глубоко беременная бездомная Оксана. Помощью ей и описанием ее злоключений занималась лидер движения Анастасия Макеева. 

У Анастасии нет специального образования по социальной работе. Но это не мешает ей много лет работать с крайне специфическим контингентом. 

Среди ее подопечных есть люди без гражданства, мамы, балансирующие на грани лишения прав, неблагополучные семьи формата «есть нечего, жить негде», иностранные граждане, оказавшиеся в Крыму в силу разных обстоятельств и с разным легальным статусом. Она организует оказание как материальной помощь, так и юридической, так же помогает лицам без документов получить медицинскую помощь. Среди проектов движения есть даже свой небольшой приют для бомжей, которым в силу проблем со здоровьем нельзя оставаться на улице, а в другие центры их не берут. 

Жизненный опыт Насти позволяет ей с полным правом говорить многим своим подопечным нечто вроде: «хочешь нормально жить — не ной, а работай давай», и резко отзываться о решениях и выборах, приведших человека на социальное дно.

И вот в один весенний день Настя написала в группе добровольцев, как встретила на улицах Севастополя глубоко беременную бездомную женщину, которую все устраивало в ее положении. В свойственной ей прямой манере она описала, как выясняла, где бездомная живет, как снимала ее с очередного бойфренда, как чуть не силой волокла в роддом, не слушая отговорок и протестов, потому что тетка и сама во время родов сдохнет, и ребенка придавит. 

Одновременно Настя искала семью отца ребенка и выясняла, как именно молодая баба, которой нет и 30, дошла до жизни в паровозе, который памятник паровозу.

История Оксаны была поистине ужасна. Сексуальное насилие в детстве, детдом, потеря жилья, поиск лучшей жизни и проституция, злоупотребление веществами, брак и брошенный ребенок, реабилитационный центр, больше похожий на работный дом, в котором под видом реабилитации бездомных мужчин использовали как бесплатную рабочую силу, а женщин — для бытового и сексуального обслуживания, побег, другой реабилитационный центр, в котором лечили и не эксплуатировали, но запрещали встречи с мужчинами и употребление горячительных напитков, снова побег, встреча с отцом будущего ребенка, тоже алкоголиком, и вот — Севастополь и новая любовь, обитающая на куче мусора в одном из символов города. 

Оксана на своем жизненном пути собрала все ужасы, которые 90-е подарили ее поколению. Параллельно Настя искала деньги, чтобы на машине отвезти другую свою подопечную из Севастополя в Москву. Для подачи документов на гражданство женщине требовалась некая «бумажка», которую она могла получить только очно в посольстве одной из бывших республик. Ехать поездом или самолетом женщина с имеющимся комплектом документов не могла.

Примерно в это же время московские волонтеры и сотрудники Фонда содействия защите здоровья и социальной справедливости им. Андрея Рылькова (ФАР) вышли в СМИ с историей своей подопечной Кристины. Она много лет назад была признана умершей своими родственниками. Это не мешало ей жить и даже попасть в тюрьму по обвинению в распространении наркотиков и провести там несколько месяцев. В начале декабря 2018 года она была выпущена из СИЗО по состоянию здоровья: врачи обнаружили у нее рак шейки матки. Еще у нее были проблемы с ногой, связанные с употреблением наркотиков. Выйдя из тюрьмы, она «приземлилась» в наркоманском притоне и никак не могла получить лечение ни по основному заболеванию, ни с ногой. Якобы врачи выгоняли ее из больниц под надуманными предлогами, даже если соглашались положить в больницу без документов. Камнем преткновения оказывалось отсутствие в больницах препаратов, позволяющих пережить ломку.

Волонтеры ФАР безуспешно пытались помочь Крис «ожить» получить новый паспорт и претендовать на лечение. Почему-то особенную трудность вызвала организация поездки девушки в Сергиев Посад из Москвы. О родственниках девушки, сперва подавших в розыск, а потом признавших ее умершей через суд, волонтеры отзывались с крайним негодованием. 

Саму Крис они описывали как нежную и трепетную девушку, хрупкую и деликатную, вызывающую у любого желание помочь и обогреть. В интервью журналистам, заинтересовавшимся историей, девушка подтверждала слова волонтеров, рассказывала, как дошла до жизни такой и сколько бед перенесла. В подростковом возрасте ее многократно госпитализировали в психиатрическую больницу, где, с ее слов, и подсадили на наркотики. Она не понимала почему, а знакомые семьи говорили о дромомании, Крис могла уйти погулять на час и пропасть на несколько дней. 

Потом был уход из дома, ранний брак с абьюзером и рождение ребенка, которого она оставила на воспитание своим родственникам. В 2009 семья подала заявление о ее исчезновении и выписала из квартиры, но, если верить Кристине, мать продолжала поддерживать с ней отношения все это время. В 2011 женщина потеряла паспорт и через некоторое время узнала, что во всех базах фигурирует, как умершая. В 2018 ее арестовали и посадили в СИЗО по «сфабрикованному» обвинению в торговле наркотиками. 

Там, в СИЗО, она бесконечно страдала от болевого синдрома и при участии правозащитников была отпущена под подписку. Весной 2019 родственники отказывались прийти на суд и подтвердить, что Кристина вот она, живая и невредимая. Девушка с негодованием рассказывала о предательстве семьи и не понимала, за что они так жестоко с ней обошлись. Надо сказать, что Крис была вовсе не юной девушкой, как можно счесть из ее имени и бесконечных описаний глубоких глаз, хрупкости и нежности, а вполне взрослой теткой за 30. Пока Крис искала себя в наркопритонах, ее сын-инвалид успел стать практически совершеннолетним. 

Сама Крис ни в воспитании, ни в содержании ребенка участия не принимала. Признание женщины умершей позволяло опекуну ребенка претендовать на большую материальную помощь со стороны государства. Если Крис была жива, если опекун знал об этом, когда ее признавали умершей, вскрытие этого факта было чревато возбуждением уголовного дела по 159 статье за мошенничество и требованием вернуть все выплаченное обратно государству. Опекуном сына Крис была бабушка ребенка и, соответственно, мать Крис. То есть заявляя, что «они все знали, я не понимаю, зачем они так со мной!», женщина прямо и недвусмысленно подставляла свою мать.

Историю восстановления документов Крис в изложении волонтеров я отнесла и показала Макеевой, часть работы которой это помощь восстановлении документов деклассированным элементам, прибывшим в Севастополь со всего бывшего Союза и потерявшим паспорта при царе Горохе. То есть Анастасия и ее команда регулярно рассылают запросы по бывшим местам регистрации или отсидки гражданина, получают некие ответы, с которыми либо сам гражданин самостоятельно, либо с помощью волонтеров обращается в консульства и посольства стран, где родился, получает нужные документы, обращается с ними в суд, и получает паспорт. Неопределенный статус Крыма, неоднозначное отношение к его присоединению (или аннексии) и необходимость взаимодействия с правоохранительными органами Украины создают дополнительные сложности и для Макеевой, и для ее подопечных.

Про ситуацию Крис, никуда не выезжавшей из Москвы и имевшей за всю жизнь одну прописку, в квартире, где она «пропала без вести», Настя сказала примерно следующее: «За эти полгода они должны были сделать то, это и вот это, если волонтеры этого не сделали, они либо несколько безалаберны, либо это им зачем-то нужно, либо они что-то скрывают. Ситуация Крис не уникальна, не необычна, нет там неразрешимых проблем и тупиков, месяца на два работы максимум, считая суд.»

На свою подопечную Настя собрала деньги один раз, свозила ее в Москву и вернула обратно с «бумажкой». Сборы на Крис шли постоянно даже после того, как ей восстановили паспорт, ведь Крис болеет.

Истории помощи бездомной Оксане и наркоманке Крис собрали совершенно разные реакции в закрытых женском фем-группах.

Источник

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.