В условиях активных боевых действий военные не очень хотят связываться с журналистами: это отвлекает от первостепенных задач, к тому же для нормального командира любой человек на его позициях автоматически попадает в его зону ответственности.

При этом в ситуации, когда гражданское управление на только что взятых под контроль территориях ещё де-факто не существует, некоторые проблемные случаи требуют экстренного привлечения внимания. Например, сегодняшний: в одном из высотных зданий в левобережной части Мариуполя, за которое ещё на днях шли отчаянные бои, остаются две семьи, пять человек — мужчина, три женщины и девятилетняя девочка. Покидать свой дом люди пока не хотят, при этом нуждаются в помощи.

Как люди выжили в эпицентре боевых действий, на кого надеются и что полагают делать дальше — в репортаже «Ридуса».

Выжженная земля

Ранним утром выезжаем из расположения части в компании командира «Востока» Александра Ходаковского, бойцов ВВ ДНР и нескольких коллег. Машины идут по прифронтовой полосе, мы проезжаем поселки, которые ещё несколько недель назад были «под Украиной».

В одном из таких поселков останавливаемся на посту, выходим, экипируемся и пересаживаемся из автомобиля военкора Дмитрия Стешина в трофейную машину. На этом автомобиле ещё недавно рассекала по Мариуполю группа украинских военных, или, скорее, боевиков, стреляя во что попало. Лобовое стекло автомобиля расколото и кое-где подклеено скотчем, одна из дверей не открывается.

За руль садится молодой офицер по имени Роман, которого я помню по одному содержательному разговору пару лет назад.

Именно этот человек тогда лаконично сформулировал едва ли не основную проблему, с которой столкнулись сейчас военные РФ и ЛДНР: «Нас становится меньше, а их становится больше», — имея в виду идеологическую обработку населения Украины в радикально националистическом духе.

На этой гравицапе следуем в кильватере командирского внедорожника, минуем позицию, которую военные называют «Маслобойня», и вскоре подъезжаем к кварталу из четырех сильно повреждённых высоток. Частный сектор вокруг также разбит — ещё несколько дней назад по этому пятачку работали все виды вооружения, применяющиеся на этой войне, кроме разве что тяжёлых ракет.

«Ждали русских»

Собираемся в укрытии и затем быстро проходим во двор. Под ногами хрустит битое стекло, сиротливо торчат качели и спортивные снаряды детской площадки. У парадной дома — брошенная машина. Заходим. Ходаковский стучит в двери тамбура. Двери открываются, на пороге — молодая женщина с нежным, хоть и бледноватым лицом.

Бойцы затаскивают в квартиру коробки и пакеты — подразделение собрало для людей еду. Фрукты, готовое мясо — то, что не нужно готовить. Электричества в этом доме давно нет.

Ходаковский обещает людям электричество от генератора и предлагает привезти печку-буржуйку. «Если не возражаете, мы привезём и трубу выведем через окно», — говорит он.

На кухне собрались две семьи — супруги Вячеслав и Наталья и Марина с девятилетней дочкой Ариной. Девочка улыбается и говорит командиру «Востока», что ей в целом «нормально». Испугалась, только когда ранило маму. Ходаковский говорит, что извинения за то, что «мы вам тут все поломали», он принесет позже. Люди отвечают, что это ничего, и они не ушли из своего дома именно потому, что «ждали русских».

«Мы почувствовали защиту»

Чтобы не мешать работе коллег, я выхожу из кухни и говорю с девушкой, которая открыла нам дверь. Насте двадцать семь, Вячеслав и Наталья — ее родители.

На вопрос, почему они не ушли из зоны боевых действий, Настя отвечает менее патетично: у них два кота, у соседки собака, да и не хотелось оставлять свой дом, где «все родное». Вот ещё соседку приютили: Марина была ранена, пулевое, ее квартира на седьмом этаже разбита. Спят все вместе в одной комнате — кто на кроватях, кто на матрасах на полу.

Настя говорит, что раз они не покинули дом даже когда «азовцы» их заставляли, даже заколотили от них подъезд, то теперь тем более не хотят уезжать: «Когда пришли чеченцы, а затем военные ДНР, мы были рады… Мы хоть стали спать спокойно… Мы почувствовали какую-то защиту», — говорит девушка.

Впрочем, выясняется, что у семьи есть квартира в Горловке, где жила бабушка, которая умерла «без нас, мы даже не смогли приехать на похороны…» Я пытаюсь убедить Настю, что им лучше выехать в Горловку, тем более что бойцы «Востока» готовы оказать им содействие. Настя сомневается; она читала в интернете, когда у них ещё был интернет, что Горловку тоже обстреливают украинские военные.

«Люди боялись говорить, что думают на самом деле»

Вячеслав и Наталья рассказывают о себе. Он бывший милиционер, она работала заместителем директора дома творчества. Я спрашиваю, голосовали ли они на референдуме о независимости Донбасса 11 мая 2014 года. «Голосовали, конечно!» — Вячеслав оживляется и приносит из комнаты сохранившуюся листовку и бюллетень референдума.

Я спрашиваю супругов, трудно ли было людям с их убеждениями жить восемь лет под Украиной. Вячеслав говорит, что были притеснения по языку: писать, говорить — только «украинской мовою», телеканалы только украинские, российские отключены, запрещены российские соцсети.

Наталья рассказывает, что по работе от них постоянно требовали того, чего она делать не хотела, например проводить встречи с бойцами «Азова».

Женщина говорит, что она старалась уклоняться от выполнения подобных предписаний, но это было небезопасно: были гонения на неблагонадежных работников сферы образования. В итоге «люди просто стали бояться говорить, что они думают на самом деле».

При этом муж и жена утверждают, что население Мариуполя, по крайней мере люди их круга, преимущественно сохранило пророссийские убеждения.

Город Марии

Мы заканчиваем разговор, я напоследок ещё раз пытаюсь убедить людей выехать в Горловку, понимая, что им рано или поздно придется это сделать, хотя бы потому, что восстановление коммуникаций в этом районе города займет немалое время. А квартира в центре Горловки — место сейчас намного более безопасное и комфортное, нежели обгоревшая высотка с единственным живым человеческим гнездом.

Наталья говорит, что не знает, в каком состоянии квартира умершей бабушки, а выяснить это они не могут: телефоны разряжены, связи нет. Военные ещё раз обещают помочь и с электричеством, и со связью.

Покидаем выжженный квартал под звуки работающей артиллерии.

Роман ведёт наш трофейный транспорт к относительно безопасной окраине города, а я все думаю о его словах и о трагедии Мариуполя, многие жители которого голосовали за Донбасс, сохранили свои убеждения под прессом националистически-полицейского государства Украина, ждали русских и оказались в буквальном смысле между молотом и наковальней.

Глядя на разбитые окрестности, понимаю: то, что эти две семьи вообще выжили, сойдёт, пожалуй, и за чудо. Вспоминаю слова одной донецкой матушки: «А ведь Мариуполь — это в переводе „город Марии“, не иначе». Очень хочется верить, что трагедия «города Марии» со временем обернется чудом восстановления и расцвета.

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.