В последние две недели в соцсетях и СМИ как из рога изобилия сыплются обвинения в домогательствах со стороны разновозрастных женщин в адрес известных медиаперсон. Под «град снарядов» попали многие — от Виктора Шендеровича до Гоши Куценко.

Общественность отреагировала противоречиво: часть считает, что дамы однозначно пострадали от некорректного поведения знаменитостей, которые должны быть строго наказаны; другая часть призывает «не трясти нижним бельем на публике» и «не искать сексуальное насилие там, где его нет».

«Ридус» попытался взглянуть на проблему глазами женщины и разобраться, где проходит та самая грань, за которой дружеский флирт и комплименты коллег перестают быть уместными и могут быть расценены как домогательства.

Для начала автор этих строк хотела бы отметить, что любое насилие, принуждение к сексу, в том числе с помощью служебного положения — абсолютное зло, которое никто не вправе оправдывать. Однако между харассментом и распущенностью существует большая разница.

Обвинения в адрес известных людей без веской причины, без заявлений в правоохранительные органы и суды, а порой и просто доказательств нельзя назвать прогрессивной позицией и эффективной борьбой за права женщин. Презумпцию невиновности пока никто не отменял.

Сейчас же достаточно одного поста в соцсети, чтобы разрушить человеку жизнь и карьеру. И это может быть не только откровение реальной жертвы насилия и домогательств, но и просто месть обиженной женщины, а то и вовсе проплаченная акция.

Блицкриг новой этики

В России вслед за западными странами начали набирать популярность тренды «новой этики». Радикальный феминизм и вообще борьба за права любых меньшинств, объединяемые общей аббревиатурой SJW (от англ. social justice warrior), распространены в наших широтах пока на уровне части прогрессивной общественности с прозападными взглядами.

Недавние откровения журналисток о харассменте на рабочем месте и последующее введение новых правил в ряде независимых СМИ об отношениях между сотрудниками разных полов могут стать только началом фундаментальных изменений в нашем обществе. Некоторые сотрудники уволены.

Вопрос в том, что юридически понятия того же харассмента в России нет, и откровения спустя много лет, как правило, ни чем не подтверждены, кроме слов жертвы. Были ли это действительно осуждаемые в российском обществе домогательства и насилие или нет, остается только принимать на веру. Или не принимать.

Движение #metoo зародилось осенью 2017 года после скандала с разоблачением американского продюсера Харви Ванштейна несколькими актрисами, которые обвинили голливудского воротилу киноиндустрии в домогательствах и принуждении к сексу ради ролей в фильмах. Это вдохновило многих женщин по всему миру, и они начали выкладывать посты в соцсетях с хештегом #meetoo и рассказывать обществу о том, как столкнулись с сексуальным насилием.

В России первый скандал, связанный с обвинением в харассменте, разразился в 2018 году. Тогда три журналистки обвинили в домогательствах депутата Госдумы Леонида Слуцкого. Девушки уверяли, что депутат предлагал им переспать, распускал руки и так далее. За депутата вступился думский комитет по этике, а затем и руководство парламента. В этой связи ряд крупных федеральных изданий какое-то время бойкотировали мероприятия Госдумы. Однако дальше слов скандал не сдвинулся, никаких доказательств «обвинители» не представили и к правоохранителям не обратились. Хотя девушки уверяли, что у них есть аудиозапись, которую они предоставили комитету по этике, но не предоставили широкой общественности.

Месяц назад прошла еще одна волна разоблачений. Экс-пресс-секретарь Алексея Навального Анна Ведута обвинила в харассменте главреда «Эха Москвы» Алексея Венедиктова. Она заявила, что восемь лет назад после одной из вечеринок Венедиктов подвозил ее домой и трогал за коленки. Сам журналист утверждает, что не помнит такого инцидента.

Недавно же «полило как из ведра». За последние две недели в домогательствах были обвинены восемь известных российских журналистов: шеф-редактор и фоторедактор «МБХ медиа» Сергей Простаков и Андрей Золотов, бывший сотрудник Men’s Health Russia и «Газеты.ру» Сергей Миненко, экс-журналист «Открытой России» Руслан Гафаров, ведущий телеканала «Дождь» Павел Лобков, а также журналист Александр Захаров, в свое время сотрудничавший с изданиями «Такие дела», «Медиазона» и The New Times, а сегодня выпускающий альманах о насилии Moloko plus. Позже «под замес» попал основатель ИД «Мамихлапинатана» и сайта «Батенька, да вы трансформер» Егор Мостовщиков.

Вскоре многим уже хотелось кричать: «Горшочек, не вари!» — но откровения дам было не остановить. На днях в домогательствах обвинили Виктора Шендеровича. Кроме того, журналистка издания The Bell обвинила в харассменте игрока «Что?Где? Когда?» Михаила Скипского, а одна известная в узких кругах блогерша — актера Гошу Куценко.

Женский взгляд

Борьба за права женщин — это хорошо, важно и правильно. Тем более когда речь идет о реальном насилии. Мне, как привлекательной девушке с либеральными взглядами, мировоззрением умеренной феминистки и как журналисту многое в этих кейсах непонятно. По работе я общаюсь с мужчинами разных социальных статусов. И даже при том, что кофточки с декольте разной глубины (а у меня в этом декольте третий размер) — один из любимых предметов гардероба, а рабочий флирт я приветствую, ни один из моих спикеров или коллег ни разу не перешел границы приличий. А ведь я хожу по личным встречам с разными политиками и бизнесменами, добывая инсайды и эксклюзивы. Иногда на этих встречах может быть алкоголь, иной раз проходят тусовки. Бывают дружеские обнимашки, поцелуи в щечку, но все в пределах нормы. В принципе, из них тоже можно было бы сделать модную, но высосанную из пальца историю про харассмент, но зачем придумывать то, чего нет, в погоне за хайпом?

Читая откровения некоторых женщин и коллег, я задаюсь вопросом: что со мной нет так, раз за пять лет работы в разных редакциях меня ни разу никто не «захарассили»?

Радикальные феминистки на это возражают: «Вам просто повезло». Но может, это просто умение очертить личные границы «на берегу», рациональный подход к выбору компании и нежелание быть жертвой? Нет, если честно, был у меня один случай на полурабочей встрече, который можно назвать домогательством. Правда, все закончилось отношениями, о которых я не жалею. В конце концов, взрослая женщина всегда может определиться, чего она хочет, и в любой момент вызвать такси, встать и уйти.

Авторы одной обличающей статьи говорят о девушках-«социофобушках», которые пришли работать в журналистику, причем в независимую, и жалуются на некорректное поведение вышестоящих коллег и сильные душевные травмы.

Камон, девушки, неужели вы не знали, что в этой профессии надо уметь «открывать дверь с ноги» и выдерживать прессинг значительно более серьезный, чем «мне в чате написали непристойность» или «меня случайно потрогали за ж*пу, и я сильно переживаю»? Нет? Так почитайте про кейсы Ивана Голунова, Светланы Прокофьевой и Ивана Сафронова. И подумайте, правильно ли выбрали профессию, если из-за некорректной шуточки начальства вам нужен психолог.

Мне также непонятно, почему взрослая девушка или женщина, тем более журналист, не может сказать «нет» и «мне это неприятно». Или, если действительно есть повод, обсудить неприятную ситуацию с вышестоящим руководством, а, в крайнем случае, на редакционной планерке, если уже были рецидивы. В конце концов, спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

Еще мне непонятно, когда журналистки малобюджетных и далеко не самых топовых столичных изданий в качестве аргумента приводят страх потерять работу. Если вы действительно так думаете, то мне вас искренне жаль. Москва не тот регион, где два-три СМИ с зарплатой 20—30 тысяч в месяц и полная безнадега вокруг. Да что говорить, при желании эту проблему можно решить и в провинции.

Ну и наконец, мне непонятно, зачем вытаскивать на суд широкой общественности истории, не связанные ни с реальным насилием, ни с реальным харассментом («отдайся мне сейчас или уволю»).

Например, история с редакционной вечеринки о «харассменте» — хороший пример, как не надо делать, если ты действительно борешься за идеи феминизма и за право жертв говорить о пережитом насилии: «Я написала ему пьяная, что хочу поцеловать, а начальник в чате стал вести себя раскрепощенно, я долго переживала».

Или прекрасная история из другого недавнего кейса: поклонницу пригласили на ужин, на котором предложили пройтись до отеля; она отказалась — и все закончилось даже без «поглаживания коленок».

Это все, оказывается, сексуальные домогательства, в которых обвиняют известных людей, а не таксиста или разнорабочего. И ни одна из «жертв» не обратилась ни в суд, ни к правоохранителям, зато словили хайп в соцсетях.

Все это нивелирует идею борьбы за права женщин, делая ее чересчур радикальной, если не сказать маргинальной, для всего российского общества. И, возможно, чем больше будет историй о псевдодомогательствах, тем меньше веры будет в реальные трагедии, которые действительно требуют внимания и разбирательства.

Давайте отделять мух от котлет: харассер — это одно понятие, бабник и хам — совсем другие, хотя и неприятные, но не уголовно наказуемые. И наконец, к чему может привести эта самая новая этика?

Нам на вечер пятницы или на выходные, как в романе Замятина, надо будет брать талоны на секс? Или мужчинам запрещено будет проявлять интерес к женщинам и делать комплименты?

Да и как вообще после всего этого девушкам заводить отношения? Самим вешаться на шею? Это, знаете ли, тоже совсем не комильфо.

Что хранится в ящике Пандоры: мнения экспертов

Человек действительно может рассказать о том, что его права были нарушены, однако возникает большая проблема, когда это все придается публичности, поясняет руководитель Центра сексуального здоровья Анна Котенева.

Безусловно, свои права и границы женщина может и должна отстаивать даже спустя годы. Но если брать по факту, то в каких-то конкретных случаях, представленных публично, серьезно страдают все: и женщины, которые такой ценой привлекают к себе внимание, и мужчины, которые когда-то — возможно да, а возможно и нет — проявляли это в отношении той или иной женщины, рассказывает эксперт-сексолог.

Найти границу, где есть домагательства, а где их нет, очень сложно, говорит Анна Котенева. Например, так же сложно найти грань между эротикой и порнографией, потому что нет закона по этим границам. Третье лицо в этих отношениях не состояло, и дать оценку со стороны, чьи конкретно права нарушены, практически невозможно. Это можно разобрать только на личных консультациях с конкретными людьми.

Я могу предполагать, что сегодня некая публичность неслучайно связана не с простыми, не с рядовыми людьми, — говорит руководитель Центра сексуального здоровья. — Это немного игра: привлечь к себе внимание, рассказать всем, что ты когда-то имел честь вообще находиться в этих отношениях. На мой взгляд, это некая лжепопулярность. Отчасти некое позерство вызывает по меньшей мере улыбку: „большое спасибо, что предупредили, конечно…“. Но за всем этим кроется личная нереализованная сексуальность, и это способ привлечения внимания к своей сексуальности.

К тому же речь идет о взрослых, состоявшихся людях, которым необходимо отвечать за свои поступки. И у каждого есть границы ответственности. «У женщины есть право сказать „нет“, и если это не понято предполагаемым партнером или тем, кто думает, что он партнер, то тогда можно взывать к определенной публичности для сохранения своего достоинства, своей границы, для целостности своего внутреннего „я“», — поясняет Анна Котенева.

Но нужно еще понимать, что если взрослая женщина принимает предложение поужинать, то это по умолчанию может быть рассмотрено как ожидание какого-то продолжения. В этом случае нужно либо не принимать предложение, либо быть вооруженной.

Например, если какие-то вещи или предложения поступают во время бизнес-ланча, то это уже полное нарушение этики. «А если говорить о приглашении на ужин, то это уже „заложено в меню“», — разъясняет сексолог. Также важен фактор договоренности — ведь речь идет о вещах «для взрослых людей». Играет роль поведение женщины, так как мужские и женские реакции разные. И нужно понимать, где и что ты делаешь, а не быть инфантильным провокатором. Каждый из них как взрослый человек должен брать на себя ответственность за свои поступки.

Как бы то ни было, когда женщине некомфортно, она имеет полное право встать и уйти в любой момент. «Не нужно прыгать в реку, которая кишит крокодилами, и думать, что „я переплыву“», — говорит Котенева.

Практикующий психолог, кандидат психологических наук, доцент Ирина Морозова в разговоре с «Ридусом» отметила, что работала с людьми, которые пережили и насилие, и харассмент. По ее словам, последние скандалы не имеют ничего общего ни с самим насилием, ни с сексуальными домогательствами.

Многие женщины сейчас являются очень прагматичными, и сейчас это один из способов заработка денег. Степень чувствительности — это весьма тонкая грань, и о том, что кто-то неправильно интерпретировал намерения человека, говорить очень сложно. Мне кажется, что многие девушки идут на поводу у моды: это способы заработать деньги или привлечь к себе внимание, чтобы стать медийной персоной. Странная тенденция. Реальные жертвы насилия очень часто сильно переживают, молчат и вообще ничего не говорят и скрывают годами — а там было реальное физическое надругательство, с побоями и так далее. А в этих случаях на тебя не так посмотрели, и это уже позиционируется как сексуальное домогательство, — считает Ирина Морозова.

По словам психолога, домогательства можно определить просто: если женщина четко сказала «нет», а мужчина продолжил, то это уже можно расценивать как харассмент. А все остальное — это неправильные интерпретации.

Политтехнолог и феминистка Анна Федорова со своей стороны заметила, что очень важно, чтобы жертвы не боялись говорить о пережитом насилии, а также о случаях харассмента. Но при этом если заявления делаются публично, то необходимо приводить факты. По словам собеседницы «Ридуса», общество в основном склонно верить жертвам, но и позиция жертв должна быть достаточно аргументированна. Она отметила, что не испытывает никакой симпатии к Виктору Шендеровичу и тем более не разделяет его политические взгляды, тем не менее в постах обвинивших его женщин изначально не было никакой конкретики, говорит она.

На вопрос корреспондента «Ридуса», дискредитирует ли движение meetoo обвинения без доказательства Анна Федорова ответила утвердительно.

В российском законодательстве есть разные способы бороться за женские права в юридической плоскости, пояснил «Ридусу» практикующий адвокат Жан Запрута. Например, если говорить об уголовном кодексе, то демонстрация половых органов — это одна статья, покушение на изнасилование (в жестких формах) — другая, непосредственно изнасилование — третья. К тому же если сроки давности прошли, уголовное дело закроют, но у человека остается право на возмещение морального вреда.

Если говорить о большинстве последних обвинений в харассменте, нужно рассуждать с точки зрения гражданского законодательства. В таких случаях можно обратиться в суд, заявив о домогательствах в более легкой форме, и потребовать компенсации за нанесенный моральный вред. Но в этом случае нужны доказательства, а не только слова, поясняет Жан Запрута.

Естественно, обвиняемая сторона скажет, что ничего не было, — поясняет адвокат. — В гражданском законодательстве в ситуации „слово против слова“ приоритет будет у того, кто докажет, а если доказательств не будет, то суд откажет в исковых требованиях. Например, в США прецедентное право, и сексуальное домогательство — это иск в суд с взысканием морального вреда на миллионы долларов. В России такой иск, скорее всего, не удовлетворят.

По его словам, в России не слышно о случаях, когда обвиняют в домогательствах, например, дворника. Это, как правило, более-менее известные люди, которые занимают какой-либо пост и дорожат своей репутацией. В итоге в лучшем случае они получают дисциплинарное взыскание, поэтому юридических перспектив у таких кейсов нет, только публицистика и пиар.

Если говорить о новых правилах антихарассмента, которые вводят некоторые СМИ, то, если правильно все разъяснить, обсудить внутри коллектива, это может сработать. Главное, чтобы это не было всего лишь формальностью, считает Анна Федорова.

Кандидат психологических наук Ирина Морозова уверена, что подобные регламенты для журналистов, да и вообще в любых организациях, добавляют прозрачности. Люди знают, какую грань им переходить нельзя, и при любых обвинениях можно легко определить, кто прав, так как есть определенные маркеры дозволенного. Причем эти маркеры позволяют защитить две стороны: того, кто подвергается сексуальным домогательствам, и того, кого неправильно интерпретировали.

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.